Никто, в наших письмах роясь
Не понял до глубины,
Как мы вероломны, то есть
Как сами себе верны.

Это была тихая апрельская ночь. В тумане, который опустился на дно поросшей лесом воронки, горел костер. Сухие буковые дрова, кто ходит в походы знает, какая это редкость сухой бук, давали много жара, поэтому в огонь их подбрасывали понемногу. На пенках, положеных на камушки вокруг костра, сидели три девушки - хотя правильнее их будет назвать молодыми женщинами - в накинутых на плечи пуховках, и пили чай. Судя по количеству и размеру палаток за их спинами, лагерь был человек на пятнадцать. А глядя на груду разнообразных железок и веревок под одним деревом и пару грязных комбинезонов под другим, можно было догадаться, что создан этот лагерь туристами спелеологами. И девушки не столько пили чай, сколько коротали время, наслаждаясь теплом костра и умиротворением весенней ночи. А может быть, они кого-то ждали, но то, что уходить спать им не хотелось было очевидно. Ясно, что сидели они давно, и обычные темы для разговоров были исчерпаны, неловкое вынужденное молчание ощущалось в том, как они отхлебывали из кружек теплый чай. Что бы найти выход из затянувшейся паузы, самая молодая из женщин обратилась к двум другим:
- Девчонки, расскажите что-нибудь, что бы не скучать.
Из последовавшей за этим серии взглядов следовало, что эта просьба относится в первую очередь к красивой светловолосой девушке с усталыми глазами, которая сидела ближе всех к костру. Повидимому в команде ее все знали, как рассказчицу или она пользовалась самым большим авторитетом.
- Давайте так, - сказала блондинка, поймав брошенные в ее сторону взгляды, - каждая из нас расскажет по одной истории, любой. Хочешь сказку, хочешь быль, хочешь о любви, хочешь о насекомых - неважно. Лишь бы слушать было интересно. Согласны?
- Согласны, начинай, - быстро ответила за двоих, девушка, которая начала разговор. Вторая девушка только кивнула, тогда рассказчица поставила кружку на камень возле костра, поправила пуховку и начала рассказ.

Скрипка и флейта

Чего бояться нам - тюрьмы, тоски,
Ущерба очагу, вреда здоровью -
Но это все такие пустяки
В сравнении со смертью и любовью.

Эту сказку нам рассказали во время нашего похода по Карпатам. Трудно сказать, насколько она правдива, лично я в нее поверила. Просто мне тогда очень хотелось думать, что такое возможно. Я и теперь продолжаю в это верить. Если не поверите в этот рассказ - это ваше право. Но я надеюсь, что вы воспримите его так же, как я несколько лет назад...
Несколько веков назад, то есть очень и очень давно, в одной Карпатской деревушке жил музыкальных дел мастер и звали его Михайло. Делал он всевозможные инструменты от маленьких свистулек, которыми мальчишки птиц передразнивают, до больших барабанов, с которыми войска тогда на войну и на парады отправлялись. Мастер он был хороший и дела у него шли успешно, на сделанных им инструментах играли и трубадуры на деревенских ярмарках и музыканты в княжеском оркестре. Он мог бы давно перебраться из деревни в столицу, открыть там большую мастерскую и стать очень богатым, но оставался на родине, земле отцов и дедов, которые научили его этому ремеслу. Видимо и вправду была невидимая связь между тем, что он делал и местом, где вырос и жил.
Известно, что не бывает худа без добра и наоборот, как это ни грустно. Мастеру шел уже пятый десяток, а приемника он так и не нашел. Третий десяток жил он в любви и согласии со своей супругой, за это время они вырастили троих детей, но были они все девочками, и ремесло отца их не интересовало. Несколько раз приходили к нему наниматься подмастерья, но толкового и увлеченного среди них не было и, присмотрешись к ним, он их прогонял. Да и сами молодые люди не спешили в ученики к мастеру в далекую, потерянную среди диких гор деревню. Чувствуя, что времени у него остается не много, Михайло сам стал разыскивать, кому передать секреты мастерства. И при- глянулись ему два паренька из его родной деревни. Друзья, как говорится, не разлей вода, целый день вместе, хоть на рыбалку, хоть за дровами в лес, хоть корову искать - всюду вдвоем. Одного, который поговорливей и пошустрее, звали Остапом. А другого, что посильнее да поулыбчивее, Романом.
Поначалу Михайло поручал им деревья подходящие в лесу присматривать, формы нарисованные для скрипок и домр выпиливать, ну а постепенно и до более сложных вещей дело дошло. А когда оказалось, что слух у ребят отменный, то научил он их на разных инструментах играть. (Всякий музыкальных дел мастер любой свой инструмет должен уметь настроить и проверить.) Научил играть и тем самым потерял в них своих приемников. Видно к тому, что бы творить музыку у ребят от рождения душа лежала. Чувствовали они музыку, понимали ее, и она отвечала им тем же. Они чувствовали ее лучше, чем все вокруг, даже лучше, чем старый мастер. Михайло понимал это и не жалел о случившемся, не завидовал музыкальной одаренности подмастерьев. Он был не музыкант, а мастер. Да, он не был так близок к музыке, как настоящий музыкант, зато он он чувствовал душу инструмента, который делал. Он создавал инструменты и твердо знал, что у каждого из них есть свой характер, своя душа. И когда он начинал настраивать сделанный им инструмент, то сразу понимал, каким вышло его новое творение - добрым, как бабушка или капризным, как избалованный ребенок, лиричным, как любовь или повоенному упрямым. Всю свою жизнь Михайло пытался научиться создавать душу инструментов, вкладывать в них то, чем могут гордиться люди. Он был очень хороший мастер, но, увы, не гений. Он понимал душу инструмента, но не мог создать ее. Да и справедливо ли это было бы создавать душу на заказ. Ведь это единственное, что даже господу не под силу.
С тех пор ребята по-прежнему помогали мастеру, но он не видел в них больше учеников, а только помощников. Все свое свободное время друзья проводили за игрой. Остапу полюбилась скрипка, все время он носил с собой инструмент, который сделал своими руками. Восхищало его, что из четырех струн можно извлечь грустную песню и переливчитый смех, что можно и дразнить и благодарить, стоит только взять в руки смычок и почувствовать, чего ты по настоящему хочешь. Роман же целыми днями дудку изо рта не вынимал. Он мог и для коров, что пасутся в долине за деревней и для девушек на танцах вечером и для речки, что шумит у подножия горы и для старого мастера найти ту единственную, понастоящему желанную мелодию. А поскольку были друз'я неразлучны, то люди стали называть их "скрипка и флейта".
Дни бежали вдогонку один за другим, зиму сменяла весна, а лето осень, так прошло несколько лет. Роману и Остапу исполнилось по восемнадцать лет. В родной деревне они теперь бывали редко, большую часть времени ходили по селам княжества и играли на свадьбах, ярмарках и других сельских праздниках. Музыкантами они были замечательными, поэтому от желающих видеть их у себя на празднике не было отбою; не жалели для них ни еды, ни вина, ни денег. А самое главное, что самим им нравилась такая жизнь. Так они путешествовали от села к селу веселые и счастливые. Век бы жить такой жизнью, но вот однажды весной получили они письмо от старика Михайло, в котором он писал, что здоровье его совсем покинуло и хочется ему попрощаться с ними перед смертью. Друзья не стали долго раздумывать, быстро собрались (да и какой багаж у бродячего музыканта) и отправились в путь. Они очень торопились, потому что больше всех на свете любили старого мастера. Но не успели, совсем немного. Они уже входили в село, когда услыхали о горестном известии, часу не дожил старик до долгожданной встречи. Велико было их горе.
Похороны были скромные, хотя народу на них пришло много, попрощаться со старым мастером хотели все. Девять дней спустя Роман и Остап снова собрались в путь и зашли попрощаться к вдове покойного. Посидели, помолчали, а когда пришло время растоват'ся, хозяйка засуетилась, начала рыться по сундукам и вытащила что-то завернутое в чистый холст.
- Вот, возьмите. Я знаю, Михайло хотел, что бы это было ваше, - сказала и заплакала. Смущенные друзья приняли подарок, поблагодарили хозяйку и заспешили к выходу. Оказавшись за околицей, они развернули холст, внутри оказались скрипка и флейта - посмертный подарок старого мастера Михайло. Взяв в руки инструменты, Остап с Романом поняли, что делались они именно для них. Дырочки во флейте были аккуратно вырезаны под пальцы Романа, а скрипка как влитая ложилась на ключицу Остапа. Насмотревшись, друзья положили инструменты в мешки и покинули деревню. Дорога шла мимо деревенского кладбища и Роман с Остапом завернули на могилу Михайло, чтобы поблагодарить его за последний подарок.
Там, на кладбище, у могилы в тени старой липы они впервые взяли в руки свои новые инструменты и стали играть. И в этой музыке было прощание, которое всегда бывает грустным, если любишь и обещание помнить вечно, о котором со временем люди вспоминают все реже и благодарность за все сделанное добро, о чем, как правило, вспоминают после смерти. А еще в ней говорилось о теплой нежности лесов и гордой красоте гор, о прозрачной свежести рек и душистом аромате цветущих садов. О том, что в бирюзовой вышине поют птицы, радуясь теплу и люди сеют хлеб, что мир вокруг остался по-прежнему прекрасным, только чуть более пустым и печальным, но не многие заметили это. Скрипка звучала божественно тихо и нежно, а флейта была необыкновенно глубокой и печальной. Казалось, что инструменты сами, без помощи музыкантов поют эту удивительно прекрасную песню. И непонятно было, кто кем играет, просто все вместе они чувствовали и звучали. Когда мелодия иссякла, друзья еще долго сидели и молчали. И только сгущающиеся сумерки заставили их покинуть кладбище.
С тех пор они перестали быть просто парой хороших музыкантов, играющих на праздниках и ярмарках. Теперь они могли сыграть музыку для любого настроения, и не только поддержать его, но и изменить. Их музыка снимала усталость и разглаживала морщины, утешала бедняка и терзала душу богача сомнением, что никакое богатство не спасет от смертного часа. Не только радость, восторг и задор, но также печаль, усталость и боль передавала их музыка. А сами Роман и Остап стали замечать, что не всегда получается у них сыграть то, что они задумали. И вроде бы игралось это уже не раз и все время одинаково, но откуда ни возьмись, в зажигательной плясовой мелодии вдруг появляются грустные нотки или на похоронах какого-нибудь пана слышится в мелодии сдавленный смешок. Слышать его музыканты слышат, а справиться с ним не могут, хорошо хоть другие не понимают в чем дело. Одно радует - и флейта и скрипка всегда едины в своем звучании.
Так прошел год, а быть может и не один. Но случилось так, что играли друзья в сто- лице на большой осенней ярмарке, которая целую неделю длится. И приглянулся там Остап одной миловидной девушке, да так, что попросила она его до дому ее проводить. Потом познакомила с родителями уговорила отобедать с ними и чтобы хоть как-то отблагодарить хозяев за неожиданную доброту решил он им на скрипке поиграть. Играл весь вечер, хорошо играл, вдохновенно. А на следующий день нашел его отец девушки и сказал:
- То, как ты вчера играл, показало мне, что у тебя огромный талант. Я уже двадцать лет состою первой скрипкой в княжеском оркестре, но так играть не могу. Прошу тебя, оставайся у нас, я устрою тебя в оркестр, а со временем ты сможешь сменить меня. К тому же Елене (так звали дочь старого музыканта) ты похоже пришелся по сердцу, а коли и она тебе мила, то за свадьбой дело не станет.
Смутило Остапа такое предложение, но ни принимать его ни отказываться сразу он не стал, а обещал подумать. Днем он по прежнему играл с Романом на ярмарке, а каждый вечер он убегал в гости к Елене, болтал с ней о всякой ерунде, играл вместе с ее отцом (впервые он узнал какие чудеса могут творить два мастера скрипача). И все время он думал и думал над сделанным ему предложением. В последний день ярмарки он спросил у девушки, будет ли она грустить, когда он уйдет и, посмотрев ей в глаза, понял, что будет. А еще он понял, что и сам не найдет себе места, если расстанется с ней. Вечером он объявил Роману о своем решении остаться. С расстерянной улыбкой слушал тот сбивчивую речь Остапа и только один раз мотнул головой, когда он предложил ему оставаться тоже, обещая с помощью будущего тестя и его устроить в княжеский оркестр.
- Нет, спасибо. У меня своя дорога и она еще не закончена. Ну, прощай, друг. Друзья обнялись и расстались, мужчины часто так прощаются. Больше они не виделись, не потому что не хотели, просто не сложилось.
Говорят, что Роман тоже со временем нашел свое счастье. Женился на дочери мельника в каком-то далеком большом селе. После смерти мельника он стал хозяином мельницы, разбогател, раздоборел и встретил старость в окружении множества внуков. Флейту из сундука он доставал редко и только по праздникам, а на вопросы, где он так здорово научился играть, отмалчивался. Вспоминать о своей молодости Роман не любил. В княжестве потом еще долго вспоминали двух молодых музыкантов, рав- ных которым не было ни до ни после.
На этом бы история и закончилась, но нет. Лет сто спустя люди снова вспомнили про "скрипку и флейту". А случилось вот что.
После смерти Остапа скрипка, на которой он играл, перешла в собственность княжеского оркестра. Со временем появилось немало новых, хороших инструментов, и на ней уже не играли ни первая, ни вторая скрипка. Иногда она годами валялась в хранилище, откуда ее доставали только чтобы передать какому-нибудь бедному скрипачу, нанятому на год.
Судьба флейты была немногим лучше. Никто из детей и внуков Романа играть на ней не выучился, да и сам Роман этому не способствовал. Но все в роду по очереди хранили ее, как самую дорогую память об отце - деде - прадеде. Но вот не стало тех, кто помнил, как удивительно играл на флейте их предок, забыли и о самом инструменте. И когда очередная наследница, перебирая свое приданое, наткнулась на нее, она очень удивилась и долго не могла придумать, как ее можно использовать. Ничего не надумав она подарила флейту пастушку, что по утрам забирал их коров в общее стадо. Звали пастушка Сашко. Паренек так обрадовался неожиданному подарку, что играл на ней целыми днями. И через пару лет в деревне появился свой дудошник. Хороший музыкант в одной деревне надолго не задерживается. Поэтому с 16 лет стал Сашко прибиваться то к одной, то к другой бродячей труппе, странствующей по княжеству. Так прошло еще три года.
Случилось, что старый князь в тот год принимал у себя в гостях соседа, который был большим ценителем музыки и театра. Специально для того, чтобы поразить соседа, было задумано грандиозное лицедейство под открытым небом. На самой большой площади столицы построили сцену, а обычную труппу княжеского оркестра спешно увеличили втрое. Из запасников достали все инструменты, что были, в их число попала и скрипка Остапа. Досталась она молодой черноглазой девушке по имени Марийка, которая до этого играла в соседнем городке в харчевне, но ушла оттуда, подальше от приставаний хозяина. Скрипка и девушка сразу почувствовали одиночество друг друга и подружились. Неудивительно, что на всех репетициях в ее адрес не было ни- каких нареканий. А когда понадобилась девушка, чтобы сыграть музыкальную сценку "Пастушка и сатир", то поиски были недолги. Продолжались репетиции, приближался день спектакля.
На большой праздник со всех сторон в столицу стекались бродячие музыканты (где праздник - там веселье и люди, а это для музыкантов - хлеб и деньги). Оказался здесь и Сашко. И надо же было такому случиться, что в ночь перед представлением старый флейтист, который должен был исполнять роль сатира, так напился в кабаке сливянки, что его не то, что перед светлые очи двух князей представить, а из дому выпускать нельзя было. Бросились искать замену, а как ее найти? Стали княжеские слуги бегать по ярмарке и спрашивать у людей, кто здесь лучший дудошник. Кто-то и указал на Сашко. Паренька обступили, наобещали, как водится, золотые горы, торопливо объяснили, что и как сыграть надо и повели на площадь, где уже начиналось представление. Вот дошла очередь до "Пастушки и сатира", и удивленная Марийка видит, что сатир молод, хорош собой - редкая пастушка от любви такого "сатира" откажется. Начали играть, сначала тихо, неуверенно, робко, но постепенно, видя, что компаньон понимает, что от него требуется, все громче и увереннее. Красивый, живой диалог получается у флейты со скрипкой.
Дошли до места, где сатир объясняется пастушке в любви, а она ему ответить должна. И в этот момент скрипка и флейта признали друг дружку. Всего на долu секунды родилась пауза, которую смогло уловить только очень чуткое ухо, а в следующее мгновение инструменты продолжили исполнять свои партии, но уже как-то по другому. На игру, происходящую на сцене наложилась еще одна - совершенно невероятная и удивительная драма. И все вокруг уже понимали, что это больше, чем просто спектакль, но никто не понимал, что происходит на самом деле, слишком это было невероятно. Инструменты разговаривали, вплетая свои слова и чувства в кружево мелодий.
- Ты? Неужели это правда ты? - не верила скрипка.
- Да, да, да!!! - отвечала ей флейта.
- Я не могу поверить, ведь прошло столько лет, - продолжала сомневаться скрипка.
- Да, много. Я тоже не верю. Я искала тебя, я скучала, - успокаивала ее флейта.
- Ты не уйдешь? Не покинешь меня больше? Одиночество - это так страшно, сто лет одиночества.
- Не знаю, я не хочу уходить, это несправедливо. Нас создали, чтобы мы были вместе. Ты и я - вместе. Навсегда.
- Навсегда.
И эти чувства, рожденные инструментами, проходили сквозь душу музыкантов и, многократно усиленные, летели к окружающим людям в виде самой удивительной музыки, которую они когда-либо слышали. Зал безмолствовал и внимал происходящему. Никто не сомневался, что пастушка любит сатира, а он ее, потому что столько любви, сколько ее звучало в этой музыке, не может быть создано только искусной игрой. Музыка смолкла, площадь рукоплескала, а Сашко и Марийка стояли и смотрели, не отрываясь друг на друга. Они не сомневались в том, что только что нашли свое счастье.
Как уже говорилось, нет худа без добра и наоборот. Старый князь был покорен увиденным на сцене, но не искренности приписал он силу услышанной музыки, а исключительно мастерству актеров. А молодая скрипачка в образе пастушки так приглянулась ему, что он приказал перевести ее в покои замка, чтобы она ему на ночь "пьески играла". Каково же было его возмущение, когда он узнал, что Марийка не только отказалась от оказанной "милости", но еще и хочет оставить княжеский оркестр, чтобы со своим "любимым Сашко" по деревням скитаться.
- Не отпускать, - прохрипел весь красный от злости князь.
Тогда молодые люди решили бежать. Ночью Сашко увел из княжеской конюшни двух лошадей, помог выбраться через окно Марийке, но были они пойманы ночной стражей при выезде из города. Узнав, что "холоп с холопкой" хотели бежать, да еще к тому же на ворованых у него конях, князь рассвирепел.
- Ее заприте в башню, пусть там на скрипке для ласточек играет. А его в железо и в подвал, завтра будем судить.
"Справедливый суд" присудил юношу к публичному наказанию в сто ударов кнутом, а если он их выдержит, то в рудники навечно. Кровавая казнь, - а что паренька запорют до смерти никто не сомневался, - была на следующий день на эшафоте, который за одну ночь переделали из той самой сцены, где сатир признался в любви пастушке. А над площадью возвышалась башня, на верху которой была заперта молодая скрипачка. Оттуда ей было очень хорошо видно казнь ее любимого (мстительный князь предусмо- трел это).
Когда палач начал отсчитывать удары, обезумевшая девушка заметалась по башне, не зная, чем помочь Сашко. А потом взяла скрипку, встала на край распахнутого окна и заиграла о том, что она любит его, и что нельзя сдаваться, и что в жизни ли, в смерти ли быть им вместе.
- Держись, любимый, не сдавайся. Слышишь меня? Держись. - кричала скрипка. Видимо музыка придала юноше сил, ибо выдержал он всю экзекуцию до конца (случай небывалый). И когда его отвязали, положили на помост и окатили водой, у него еще хватило сил поднести к губам флейту, с которой он не расставался, и издать печальный и слабый, как выдох, звук.
- Прощай, любимая. Прощай.
Поняв, что для них с Сашко все кончено, Марийка бросилась из окна вниз и разбилась о камни мостовой.
Их похоронили в одной могиле, тайно, ночью, чтобы не навлечь на себя княжеский гнев. Вместе с ними были захоронены скрипка и флейта, теперь они стали неразлучны. НАВСЕГДА.

* * *

Последовавшая за рассказом пауза грозила затянуться. Мысленно обе слушательницы пытались обрядить услышанное в современный наряд, понять, что же здесь от сказки, а что от жизни, но намеки были слишком туманны. Чтобы выйти из этого тупика, рассказчице пришлось напомнить.
- Ну, кто следующий? Теперь моя очередь слушать.
- Хорошо, я попробую, - сказала девушка, с которой начался весь этот вечер устного творчества, - эту историю я услыхала от одной знакомой. Она из разряда сказок о белом спелеологе с небольшими философскими отступлениями. Если я чего-то не вспомню или не правильно передам смысл, то извините.

Тишина

Так черен, как деревья впереди.
Как место между ребрами в груди.
Как яма под землею, где зерно.
Я думаю: внутри у нас черно.

Кто-то любит смотреть на звезды, а кто-то на цветы. кого-то восхищает свирепая красота атакующего тигра, а кого-то пугливое изящество лани. Психолог наверняка подвел бы под это какую-нибудь теорию и, развив ее, рассказал о любителях подобных красот много нового, в том числе о том, о чем они и сами не подозревали. Не это главное.
Главное, по моему (весьма скромному) мнению, что любая красота - это то естественное, что заложено в наших душах и характерах. И это относится в равной степени к красоте и уродству, добру и злу, всему, что есть в этом мире. Насколько бы ни был разнообразен мир, он естественнен и то, каким мы его видим, тоже естественно. После такого предисловия я хочу рассказать маленькую, почти правдоподобную историю. Имена персонажей, естественно, вымышленны.
Было очень темно, и, хотя глаза уже давно привыкли к темноте, увидеть даже собственный нос это не помогало. Несколько секунд напряженного вращения ими по сторонам не дали никакого результата. Гдето рядом капала вода: "Кто-то забыл завернуть кран." Уже в следующее мгновение эта мысль развеселила: "Девочка, какой кран? Ты в пещере. Здесь все - один большой водопровод, временами он напоминает музейный подвал с сокровищами, а временами канализацию, набитую глиной и прочими г... Чаще - что-то среднее." И как бы в подведение итога размышлений по губам Марины (а именно так звали нашу героиню) пробежала легкая усмешка.
Да, спать определенно больше не хотелось, но это не повод, чтобы покидать теплую и уютную "могилу", прерывая при этом сон трех "не маленьких" мальчиков, мирно сопящих по бокам. Просто полежать, подумать - что может быть лучше. Марина сделала пару мягких, аккуратных движений, устраиваясь поудобнее на спине, и попутно освобождаясь от пары опутывающих ее рук. Руки, поняв, что в их услугах по обогреву более не нуждаются убрались, не будя сознания хозяина.
Тепло и уютно. Очень хорошая возможность помечтать, но мечтать она не любила, думать о предстоящем выходе на поверхность и выемке навески и лагеря тоже не хотелось. Захотелось вспомнить прошлое, свой первый поход - Воронцовка, первый выход: Сталактитовая галлерея, Метро, сифон, зал Тишины, Андрей, который был тогда проводником, сказал:"Это зал Тишины, сядьте, выключите свет, давайте послушаем Тишину." Кажется, потом он предложил обменяться впечатлениями: кто-то слышал голоса родителей, кто-то брата, кто-то лай собаки. Он говорил, что услышать можно кого угодно, главное - очень захотеть. "Странно, уже пятый поход, а я до сих пор не вспоминала об этом,"- подумала Марина, - "не помню, как это, слушать тишину." Обстановка и настроение соответствовали условиям эксперимента, а в душе героиня была экспериментатором.
Сначала были убраны все звуки: удары водяных капель о камень, дыхание спящих товарищей и ... все. В городе так не получится, там к простенькому ансамблю шумов добавятся тикание часов, рев машины на улице, шуршание тараканов под обоями, гудение холодильника, пирушка у соседей и что-нибудь еще. Там можно просто заткнуть уши и не слышать ничего, но тогда не услышишь и тишины. А здесь - всего пара звуков, которые нужно не замечать, все просто, раз-два, и она погружается в пучину тишины, которая постепенно перерастает в бездну иллюзий. Лай собаки, голоса смутно знакомые, но неузнаваемые и неразборчивые, ни одного слова нельзя понять, хотя речь русская - точно. Дальше - больше, Марина начала узнавать отдельные голоса. Друзья, родные. Все очень просто. Кого захотела, того и услышала. Главное - было успевать переключаться с одного голоса на другой раньше, чем поймешь всю эту иллюзию и потеряешь к ней интерес - игра. Игра получалась, и она ей нравилась.
Вслед за всем этим пришли мысли. Приятно было лежать так и думать. О чем, да это не важно, ни о чем. Хотя нет, постепенно это "ни о чем" приобретало смысл вопросов, уже давно знакомых и ... немного раздражающих. Зачем тебе это надо? Почему ты здесь? Чего ты хочешь от жизни и окружающих тебя людей? Ответы есть, но они лежат на дне того моря, на поверхности которого, как огромные белые льдины плавают вопросы. На дне души.
- Кто ты?
Вопрос прозвучал в ушах, прозвенел в голове, но как-то мягко, по-кошачьи. Он не насторожил, не напугал девушку, а только немного смутил.
- Я, Маринка, студентка, спелеологиня...
- Хорошая...
- Хорошая я или плохая? - подумала Марина, - Не плохая, по крайней мере для окружающих, если меня не доставать. Веселая, заботливая и симпатичная. В команде меня все любят. Так что я хорошая. Будь я плохой, я бы не оказалась здесь.
- Здесь. Зачем? - по-видимому, после первой пары вопросов Тишина решила не прекращать этот странный допрос-диалог.
- Чтобы посмотреть на то, чего нигде не увижу, чтобы было потом, что вспомнить, о чем рассказать. Увидеть все эти сосульки и натеки, причудливый и захватывающий орнамент сумасшедшего и никогда не жившего архитектора. - Марина улыбнулась.
- Правда? - Тишина не унималась.
Вопрос смутил, возникло ощущение, что все всегда отвечали правильно, а она ошиблась или вот-вот ошибется.
- Ну, еще, что бы доказать себе, что могу пройти там, где пройдут немногие наравне с ребятами. Чтобы чувствовать себя сильной и быть уверенной в себе, "крутой" подругой, - ответ прозвучал четко, но в правильности его Марина сомневалась.
- Себе???
- Ну да, естественно себе. Ну еще немного покрасоваться перед друзьями. Внимание окружающих дорогого стоит и за него надо бороться. Сегодня все мальчики в походе мои, а завтра они мои в Москве, только выбирай. Правда, хорошего мужа в среде "активных спеликов" не найдешь, разве что любовника. В городе они уступают многим. У них в голове не карьера, семья, деньги, а какое-то творчество, никому не нужное кроме них, как дети. Будущего мужа надо искать среди тех, кто в поход ходит один раз в году (чаще дела не позволяют), очаровывать его в первом же походе и "брать, пока тепленький".
- Стервочка, - прозвучало в голове.
Но прозвучало это как-то ласково-успокаивающе.
- Не больше других, другие - такие же стервы, но хотят больше, а прикладывают меньше. Нет ни способностей, ни таланта, ни трудолюбия, одна стервозность. Так что я не хуже других, даже лучше, - Марина понимала, что ее несет, но останавливаться не хотелось.
- Лучше!?
- Да, сейчас уже лучше - сколько сил было вложено в это. В желание стать лучше. Маленькая девочка, которой я была в детстве, не была хорошенькой куколкой, просто маловыразительный ребенок. Не красавица, а как мне хотелось ей быть. Я реки слез пролила из-за этого перед зеркалом и в жилетку лучшей подруги.
- Подруга.
Она вспомнила Светку. Лучшие подруги. Сейчас уже нет. Почему так, она не знает, просто в жизни все меньше и меньше остается времени друг для друга. Меняются интересы, у нее муж, семья и все такое. Все, в общем-то, нормально.
- И все ...? - может, это и не было вопросом, но девушке так показалось.
Наверное. Можно конечно сказать, что дружба отмирает, потому что становится не нужна. Маленькой девочке нужна была старшая подруга, чтобы утешать, наставлять, поддерживать. Чтобы было на кого равняться, за кем тянуться и за кем прятаться. Человек, который ценит и чувствует. Мужики в массе своей создания добрые, но чувствовать так они не умеют. А теперь девочка переросла подругу, она горда этим. Она точно знает, что в любом их общем деле она лидер и ее место на два шага впереди. Два шага - вполне достаточно, все время рядом и все время впереди. Может быть на Светку стало давить такое положение вещей? Может быть она просто ушла от такой жизни? Странно, что эта мысль впервые пришла ей в голову.
- Какой жизни? - бессовестная Тишина продолжала подслушивать мысли.
- Хорошей, нормальной жизни. - Марина не собиралась сдаваться, - Мы классно проводили время вместе. Поездки и дискотеки, множество разных знакомых и общих праздников.
- Общих?
- Да при чем здесь это.
Очередной калейдоскоп мыслей завертелся в голове и сложился в неутешительный рисунок. Из него следовало, что Светка еще раньше Марины правильно поняла происходящее, но ничего не пыталась менять. Она видела, как ее идеи и мечты превращаются в реальность, поднимая рейтинг подруги, но не хотела этому мешать. А когда поняла, что ей уже нечем делиться, а можно только идти сзади, то пошла совсем другой дорогой. Она тоже не хотела отказывать себе в удовольствии быть лучшей в этой жизни. Их пути разошлись, они стали не нужны друг другу.
- Не нужны..?! Не нужна.. Не нужна.
- Что? Нет, это не правда.
Марина давно уже не слушала Тишину, она слушала себя. Глухо бухало сердце стараясь перекричать разум.
- Нет, девочка, ты хотела быть красивой, умной, ты хотела быть лучше. Кто из нас этого не хочет, но не у всех получается. В тебе так много замечательного, просто ты не можешь охватить всех своей добротой. Быть доброй и искренней, ведь именно такой тебя все считают - прекрасно.
- Но не ко всем ты искренне добра, не стоит прикрывать добротой и участием безразличие, можно саму себя обмануть, - съязвил разум, - в тебе так много всего, что ты сама не можешь понять, что главное. В чем твоя искренность, где доброта?
- Она вспомнила о прошлом, она все поняла и жалеет, что все произошло так, - защищало Марину сердце.
- Это не она вспомнила прошлое, а я ей напомнил. И если она и жалеет, то только о том, что раньше не поняла всего этого. Она не самая догадливая - ей обидно.
- Ты не знаешь, поэтому молчи, - не унималось сердце.
- А почему это ты знаешь, а я нет? Ведь мне положено знать больше. - разум счел себя оскорбленным.
- Потому что ты не можешь чувствовать, а я могу. И я знаю, чувствую, что ей сейчас очень горько.
Сама Марина не учавствовала в этом странном споре. Но в ответ на каждую из реплик спорящих сторон перед ней проносились воспоминания. И хоть в каждом слове была правда, она не знала и нехотела знать, кто прав и кому верить. И внутри было очень хреново, а снаружи по щекам бежали слезы.
Девушка плакала, сжав зубы.
Вдруг ей почудилось какое то движение, точно летучая мышь пролетела рядом. А в следующее мгновение чья-то рука утерла заплаканные глаза, собрала влагу по щекам и приложив к губам палец, исчезла.
На секунду обмерев от неожиданности, она попыталась понять, с чьей стороны пришла неожиданная помощь, но увы. Все трое ребят лежали не шелохнувшись, и даже дыхание оставалось таким же безмятежным и ровным. Немного полежав и отдышавшист, вспомнив попутно о разбитых коленках, Марина решительно набрала в грудь воздуха и прокричала:
- Мужики, подъем!
Недовольное ворчание и последовавшая за этим возня были ответом, что сигнал правильно понят всеми.

* * *

Когда история закончилась на лицах обоих слушательниц застыл один и тот же вопрос: "А не с самой ли рассказчицей произошла столь "удивительная" история"? Слишком мало походило услышанное на устный фольклор, которым всегда была богата походная жизнь. Естественно, обо всем этом девушки промолчали, а в слух произнесли совсем другое:
- Это не из разряда сказок о белом спелеологе. Это из числа историй о том, как сходят с ума. Часом не из справочника юного психиатора?
- Ну вроде того, - усмехнулась рассказчица, проигнорировав вопрос, - как вам такая сказочка, принимаете?
Вялые кивки головой, видимо сон все-таки начал побеждать непокорные женские души, были самыми красноречивыми ответами. Понимая, что молчание в данном случае не золото и даже не серебро, девушка, которая рассказывала первой спросила у той чья очередь, поведать "сказку на ночь", наступила:
- Твоя очередь, ты готова?
- Специально я не готовилась, но услышав о умопомрачениях в пещерах, вспомнила одну историю. Кажется, мне ее рассказали ребята из Москвы, во время похода на Алек прошлой зимой. Если все готовы слушать, то я могу ее вспомнить. - ответила последняя из девушек и отхлебнула из кружки чаю.
- Готовы, рассказывай, - оживилась девушка, которая перед этим рассказала историю о белом спелеологе.

Саша - это не просто

Вот девочки - им хочется любви
Вот мальчики - им хочется в походы.
В апреле изменения погоды
Объединяют всех людей с людьми

Само по себе Александра - очень красивое имя, но к сожалению большинство людей вокруг при общении предпочитают сокращать его до простого Саша. Так случилось и с девушкой о которой пойдет рассказ. Все звали ее Саша, хотя ей самой не нравилось, когда ее так называли. Но люди, окружавшие ее, никогда не слышали от нее возражений. Так было не потому, что она не хотела говорить об этом или не знала, как сказать. Просто, девушка очень сильно заикалась, и поэтому она стеснялась своей речи. Объяснить десяткам знакомых и малознакомых людей, что когда они обращаются к ней, не следует использовать это сокращение неопределенного пола - Саша, казалось ей чем-то безнадежно сложным.
В детстве родители Александры потратили немало средств на логопедов, а те не жалели сил на девочку, но заметных положительных результатов никто не достиг. Чтобы заполнить нишу устного общения девушка много читала, занималась спортом, музыкой и еще много чем. В принципе груз полученных знаний ее не тяготил, но и жизнь легче и проще не сделал. Так она закончила с медалью школу, поступила в институт и стала дальше учиться в нем не имея в жизни каких-то особенных радостей или разочарований. Не понятно, как бы сложилась ее дальнейшая судьба, но однажды она увидела объявление, что некий спелеоклуб приглашает в свои ряды всех, кто любит приключения и хочет ходить в походы и лазить по пещерам. Объявление было написано подкупающе просто и в указанный день Александра отправилась в какой-то неизвестный ей ранее дом... Там она записалась в свой первый поход, куда-то на Кавказ.
Минул год или полтора. За это время девушка сходила в несколько походов, успешно покорила восемь пещер разной степени сложности, пробежав свой первый километр по веревке. Саша научилась самостоятельно одевать и снимать гидру, вязать узлы с мудренными названиями и отличать "Рыбацкий фал" от "Юкропа". Шла весна, точнее она еще только наступала, медленно отвоевывая пространство у вяло сопротивляющейся зимы. Мечтая ускорить встречу с летом народ собрался в поход по пещерам Средней Азии. Какое-то малоизвестное плато с заковыристым названием, по слухам, являло собой настоящее Эльдорадо для спелеологов. Поехала в этот поход и Александра. Поход проходил весело и интересно: пещеры были не глубокие, но в большинстве своем протяженные и очень красивые, работы по поиску и прохождению известных пещер хватало на всех.
А теперь о самом интересном.
Во время одного из выходов в пещеру, которая с местного наречия переводилась, как Голова Старого Суслика Александра нашла новое продолжение, впервые она нашла свою пещеру. Небольшая ниша за одним из нагромождений камней в главном зале, хитро уходила вверх, переходя в наклонный ход, который метров через 30 приводил в какую-то доселе не изведанную часть. Окажись на ее месте парень он бы тут же побежал трубить на каждом углу, что нашел новое большое, самое красивое, самое сухое, и еще много разного "самого", продолжение. Но для девушки это не было спортивной удачей, для нее это был подарок, очень редкий, очень дорогой и очень личный, который она, естественно, решила пока никому не показывать.
Новая пещера действительно была хороша: цепочка небольших чистых зальчиков со множеством натеков и сталагнатовых колонн выстроившись по дуге заканчивалась объемным, полностью покрытым натечностями гротом. Потолок, стены, пол напоминали пироженное залитое сахарной глазурью, которая вмещала в себя все цвета от молочнобелого, до темнокоричневого. В центре грота висел огромный причудливой формы геликтит с которого медленно (несколько капель в минуту) в ванночку, удивительно правильной формы, капала вода. Срывающаяся капля пролетала пару метров и ударялась о водяную поверхность с характерным звуком:"Кап." Потом звук еще дважды повторялся негромким эхом и умирал до следующей капли.
Присев на камень у входа в грот, восхищенная Саша предалась молчаливому созерцанию. И чем дольше она смотрела, тем больше ее охватывал восторг от увиденного, хотелось кричать, и она закричала:
- Ээг-г-ге-ей-й-й-...!!!
Последавшее за этим эхо поддержало ее порыв. Крик принес с собой ощущение свободы и одиночества, не грустного чувства, которое заставляет человека лезть на стены, а желания поделиться увиденным. Но поскольку рядом никого не было, она стала просто говорить вслух, обращаясь к невидимому собеседнику. Впервые девушка могла говорить громко и уверенно, потому что ее никто не слышал и она, соответсвенно, ни кого не стеснялась.
Она говорила о том, как ей здесь нравится, как прошел день, какая погода наверху и еще о многом другом. Ей было очень хорошо, впервые у нее был такой молчаливый и такой все понимающий собеседник. Спустя какое-то время она опомнилась и поспешила обратно в лагерь. Ее продолжительное отсутствие не вызвало ни какого интереса у окружающих и поэтому она не стала ни кого посвящать в свою находку.
На следующий день она была дежурной по лагерю. Закончив с наведением порядка после завтрака и дождавшись, когда все ребята в лагере разойдутся на поиски новых и прохождение уже известных пещер, она взяла свет и отправилась в новую часть Головы Старого Суслика, благо вход был не далеко от лагеря. Тщательный осмотр показал, что ни куда, кроме уже увиденного, новая часть не ведет. И девушка, удостоверившись в этом, отправилась в грот в дальней части пещеры. И опять они долго говорили, вернее говорила Александра, а пещера слушала.
На другой день после дежурства она отправилась с группой в поиск и проходила весь день. Однако, после ужина, когда все готовились ко сну, она все-таки сбегала в грот Откровений. Вскоре это стало традицией, что-то вроде вечернего моциона, во время которого Саша убегала в "свою пещеру", что-бы поделиться с ней всеми радостями и горестями, что произошли с ней за день. Она не нашла дальнейшего продолжения, пещера не стала глубже, но ее это не расстроило, она и так нашла для себя слишком много, больше, чем могла расчитывать в самых смелых мечтаниях.
Прошло еще три или четыре дня, наступил последний вечер в лагере. Вслед за ним быстро пришли сумерки. Захватив с собой каску со светом и свечку, девушка незаметно ускользнула из лагеря и отправилась "поговорить с пещерой". Придя в столь знакомый (почти родной) грот, девушка перевела дух и посидев немного в тишине стала прощаться. Она рассказала, что завтра они должны отправиться домой, сначала ногами, потом на машине или автобусе, а под конец на самолете (тогда он еще был доступен для большинства масс) за полторы тысячи километров на север. Она говорила, что все время будет вспоминать об этом месте и обязательно когда-нибудь вернется сюда. Разговор затянулся, свеча растаяла и погасла. Стало темно и не уютно.
- Н-ну в-все, м-мне п-пора, - сказала Саша надев каску и нашаривая выключатель.
- П-прощай, а в-вернее д-д-досвидания. Н-не с-скучай. - девушка повернула выключатель и ... ничего не произошло.
Она повертела выключатель в разные стороны, но налобный фонарь не загорелся. "Наверное перегорела лампочка,"- подумала Александра. Присев и аккуратно развинтив фонарь, она заменила лампочку на запасную. Увы, неоднократно проверенный и вообщем-то надежный фонарик фирмы "Petzl" по прежнему не являл никаких желаний к тому, что бы помочь хозяйке. Девушка начала нервничать, но вспомнила про зажигалку, которой она зажигала свечку. Вынув ее из кармана, она слегка трясущимися пальцами щелкнула кремний.
Слабенькое, голубоватое пламя обрадовало ее больше, чем луч солнца после недели беспросветных дождей. Оглядевшись по сторонам девушка стала пробираться к выходу. Обжигая пальцы и оступаясь через шаг, ей удалось пройти метров сорок-пятьдесят, после чего "умерла" и зажигалка. Какое-то время ушло у нее на бесполезную борьбу с источниками освещения (нечего лучшего не оставалось), потом Саша плакала. Затем, собравшись с духом, она попыталась вспомнить в какой часте пещеры она находиться и как отсюда нужно пробираться к выходу. Положение ее было в высшей степени не завидным, шансов, что ее найдут в неизвестной до сих пор часте пещеры было ноль. Надо было идти.
Она долго блуждала в темноте, ежесекундно спотыкаясь, стукаясь головой о свод и безнадежно шаря руками вокруг. В своих попытках найти "дорогу к солнцу" она пробовала опираться, то на правило "левой руки", то на личные воспоминания, но не то не другое не привело ее к "цели заветной".
Изрядно устав и измотавшись в этой бесцельной борьбе девушка присела на пол и снова принялась плакать. Она уже не знала, даже приблизительно, в какой части пещеры находится, сколько прошло времени и как далеко выход. Свод над головой (обычно не раздражающий) стал казаться мрачным и не надежным. Она ощущала только пустоту и свое одиночество в ней. Прошло еще время, она успокоилась (насколько это вообще было возможно) и стала ждать. В пещере было тепло и скоро Александра уснула.
Неизвестно, как долго она спала, но проснулась она резко, как от окрика, только вокруг было по прежнему тихо. Прислушавшись, она все-таки различила слабый стук водяных капель. Ей сразу захотелось пить и она стала пробираться на звук. Вскоре, подобравшись к звуку вплотную, она наткнулась на небольшую ванночку. Девушка сделала всего пару маленькихих глотков и сразу расхотела пить. Делать было нечего и она в очередной раз стала обдумывать ситуацию осознавая весь ее ужас. Понятно, что легче от таких мыслей ей не стало.
Что бы отвлечься от "горестных раздумий" она стала говорить вслух, стараясь хотя бы звуком голоса развеять окружающий ее мрак. Сначало Александра просто рассуждала о происшедшем, потом перешла к вопросам почему это случилось именно с ней, кто виной всему и что именно в своей жизни она сделала не так? Но ответы ее невидимого собеседника были по прежнему монотонны и однообразны:
- Кап, кап, кап ...
Не слыша ни одного вразумительного ответа девушка начала возмущаться и передразнивать этот, теперь уже нагоняющий тоску, звук. Наверное это была истерика, только какая-то особенная ... тихая.
- К-кап, к-кап, к-кап, - повторяла Саша, как испорченная пластинка. Этот звук она повторила наверное несколько сот раз, пока не пересохло в горле. Снова захотелось пить. На этот раз она пила долго, не ощущая вкуса воды, но чувствуя струйку прохлады, которая живительной свежестью растеклась по телу, заставив его встрепенуться. После чего захотелось прыгать, кричать, одним словом жить, а значит вернулось желание бороться за свою жизнь и отыскать выход наружу. И одновременно она со всей ясностью поняла в какой части пещеры находится, сумела представить план и маршрут на выход.
Девушка поднялась и стала осторожно пробираться в предполагаемом направлении, считая шаги и прислушиваясь к происходящему вокруг. Она двигалась медленно, часто отдыхая и все время держа в голове ту картинку плана пещеры с нарисованным маршрутом, которая привидилась ей в момент "откровения". В том, что это было именно "откровение" она не сомневалась не секунды.
Ей повезло и она отыскала вход в тонельчик ведущий в старую часть пещеры. Радости не было. Александра очень хорошо понимала, что найти в темноте выход из обвального зала в старой части пещеры будет гораздо сложнее. Да и сил на радость уже не осталось. Когда она выбралась в "предполагаемую старую часть" она привалилась спиной к камням и долго отдыхала. В темноте ей послышалсиь голоса, которым она не поверила, потому что знала о том, как обостряется воображение под землей. И скорее для личного успокоения, чем с какой-то надеждой она прокричала:
- Э-ва-а-а-а-...
Но в ответ раздалось четкое и громкое:
- Эва-а, эва-а. Эгей-й.
- Саша! Ты где?
Девушка была спасена, но она все еще не могла поверить в подобное чудо. К ней пробрались ребята из их команды и на ее вопрос:
- Откуда вы здесь взялись?
Они стали наперебой объяснять:
- Мы нашли у входа твою заколку и решили, что ты где-то здесь, заблудилась.
- Тебя уже второй день все ищут. Где ты пряталась?
- Устала? Держись! Ты молодец Сашка.
Последнюю фразу она без ответа не оставила. Повернувшись к пареньку, который сказал это, она громко, что бы слышали все и очень серьезно произнесла:
- Зови меня Александра. Пожалуйста.
Только тут все поняли, что девушка больше не заикалась.
Вот и все.

* * *

Никто не апплодировал. Слушательницы уже давно клевали носами, впитывая каждое слово рассказчицы, но не находя в себе сил хоть как-то отреагировать на услышанное. А может быть, им не слишком понравилось услышанное, случаи с блужданием по лабиринтам и сидением без света, к сожалению, на их памяти были не редкостью. Они даже не заметили, что вокруг стало светлее и мир как-то театрально притих в ожидании, что вот сейчас, с минуты на минуту, из-за горизонта покажется край солнца, который начнет отсчет нового дня. Самая младшая из девушек, не поднимая головы, спросила, обращаясь к старшей подруге:
- Юль, ты в Средней Азии была?
- Да. Не везде конечно, но два раза туда в поход ездила.
- А про пещеру Голова Старого Суслика слыхала?
- Нет, не разу. Я бы запомнила.
- Как ты думаешь, это все правда или сказка?
- Я думаю, что ...
Только высказать свое мнение она не успела, потому что откуда-то сверху, от края воронки послышались тяжелые шаги несольких пар ног, обутых в сапоги и бряцанье железок о камень.
- Наши возвращаются. Не спешат. Похоже, что все хорошо, - сказала Юля. И девушки начали спешно раздувать угли и помещать над огнем канчики с пищей, не вспоминая о только что услышанных историях. Потому что главной целью этих рассказов было сделать ночь короче и приблизить встречу. Главным для них было то, что они дождались. А для тех, кто возвращался главным было, что их ждали. Так было раньше, так есть и надеюсь, что так будет всегда.