27.03.2001 (с) Железов Роман.

28.03.2002 переработано и дополнено

13.06.2002 финальное оформление

критика и замечания – Лавров С. В.

 

 

Спортивно-техническое описание похода.

Описание поездочки

или

"Долгая дорога домой"

 

Пролог.

Я много слышал и читал о том, что границы в Европе представляют собой не такую серьезную вещь, как бывшие границы СССР. Огромный поток нелегальных эмигрантов, стремясь к лучшей жизни, переходит границы, сдается на ASYL(убежище, немец.), работает в Европе. Кого-то заставляет это делать нищета и безысходность, кого-то - надежда заработать большие деньги. Есть среди этих людей и очень небольшой процент туристов, которые не хотят или не могут оформить визу. Народ на велосипедах ездит в Европу через Чехию-Австрию, переходит вброд речки. До этой поездки я лично общался с парнем, который вместе с девушкой перешел границы Словакии, Чехии, Германии, нелегально объездил всю Европу и успешно вернулся оттуда. Но окончательно уверенности мне добавил мужик, о приключениях которого можно рассказывать очень долго. Как я с ним встретился, я упомяну позднее. А вот эта невероятная история, которую он мне поведал:

«Первый раз я поехал в Европу в 1992 году. Перешел Чешско-немецкую границу (для этого просто обошел днем пост на автотрассе), через несколько километров вышел на трассу и стал идти вдоль. Вскоре проехали пограничники, которые остановились и проверили документы. Результат - депортация. Через два года я решил повторить попытку, но теперь через город Щецин (польско-немецкий участок). Сто километров шел со спальником по лесам, не показываясь никому. Дальше нормально автостопом по Европе через Францию, Испанию. В Португалии в порту спрятался на судне, идущем в Канаду. Обнаружил себя у берегов Канады и попросил политического убежища. Канада мне отказала. Попросил в США, но и США 3 месяца продержала у себя до принятия решения, а потом все равно отказала и отправила домой в Россию. Еще через два года я решился на очередной рывок - повторил маршрут до Испании, где меня взяли на должность помощника повара в яхту, следующую мимо берегов Великобритании. Когда мы прибыли в Плимут, благодаря практическому отсутствию контроля я покинул судно и скрывался трое суток, пока яхта не ушла. Три дня я пробыл на берегу, а потом явился в полицию и попросил политического убежища. Яхту, на которой приплыл, конечно, не назвал. Долго власти со мной мучались, но через полгода дали статус беженца с видом на жительство. И вот, уже почти 5 лет я проживаю в Великобритании».

Теперь я знаю лично десяток таких людей, но с уверенностью могу сказать, что их тысячи. В период с 1998 по 2001 год убежища только в Германии попросило более 200 тыс. человек. Естественно, что все они попали в Германию нелегально, так как таким людям визы в посольствах не дают. Итак, основываясь на многочисленных фактах нелегального и безнаказанного посещения западной Европы, я заинтересовался этим вопросом. Если бы я был более информирован по этому поводу, то истории, которую вы сейчас читаете, не было бы.

 

Часть первая.

«Все время на запад»

   Декабрь 2000 года. Я учусь на третьем курсе Физтеха. И досрочно сдав зачетную сессию, получаю неделю свободного времени до начала экзаменов. Сразу после сдачи последнего зачета я покупаю билет на поезд Москва-Смоленск. И на следующий день отправляюсь в путь.

      Ну, а первые приключения начинаются уже на станции Долгопрудная. Я и провожающий меня Гришан еще ждем электричку на платформе, когда до отправления поезда остается сорок минут. Нервно поглядываю на часы, наконец, приходит электричка. Прибываем на Тимирязевскую и бегом в метро. Станция Новослободская – до отправления поезда 4 минуты. Белорусская – взлетаю вверх по эскалатору в надежде, что поезд задерживается. Да, поезд еще стоит. Бегу по перрону и только запрыгиваю в свой вагон, как состав трогается. Не успеваю даже попрощаться с Гришаном. Да, не всегда мне так везет. Первый раз я отстал от поезда, когда мне было 12 лет, но это уже другая история. Наверное, это судьба такая.

      Далее все время держу курс «GO WEST». Этим поездом до Смоленска, потом электричками Смоленск - Орша, Орша - Минск, Минск - Брест. И вот я в Бресте. Брест - город-герой, до границы Совка отсюда пару километров. Вот они, одни из трех ворот "железного занавеса". А там, за рекой уже видна вражеская территория. В первый момент может показаться, что деревья там какие-то не такие, трава зеленее. Но думаю, что это скорее вопросы к психиатру. Утром идет электричка за бугор, а пока нужно выспаться. Зал ожидания меня не устраивает, большим количеством бомжей и другого подозрительного народа. Поэтому, беру спальник и начинаю укладываться спать под стеной вокзальной котельной. Идет легкий снег, за бортом чуть ниже нуля. Очень, кстати, комфортно: тишина, людей нет, свежий воздух. Из котельной выходит мужик, и смотрит на мои приготовления ба-альшими кругло-квадратными глазами: "Что это ты делаешь?" "Спать тут буду" " А-а-а… Ты че, е...ся что-ли?" и уходит. Я уже начинаю засыпать, как слышу шаги и дружелюбный голос: " Иди лучше в котельной около батареи располагайся". Ок. Не будем обижать гостеприимного хозяина. Так ночь проходит в тепле и уюте. Встаю в семь утра, быстро собираю спальник и бегом к таможенному залу.

Ребята, такой дикой толпы я еще никогда не видел. Особо наглые спрыгивают сверху, на головы другим «скромникам». Все «законопослушные» граждане рвутся пройти таможенные формальности, заполнить декларации, показать паспорта. Минут сорок пытаюсь прорваться. Бесполезно, не сдвинулся ни на метр. И тут я нахожу одну лазейку: выдохнув воздух из легких, удается пролезть между перил и оказаться в струе разъяренного людского потока. Вскоре мое тело как байдарку вносит в таможенный зал, без потерь миновав два порога - «менты» и «двери». Здесь течение спокойнее - кто доплыл сюда, гарантировано уплывает за кордон. Моя скромная физиономия бедного студента не вызывает ни у кого жажды материальной наживы, я прохожу таможенный и пограничный контроль и сажусь в вагон. 

Следующая картина - по вагону бегают пассажиры с водкой и сигаретами и ищут место, куда бы их спрятать. Не стоит удивляться, если вас попросят сесть на бутылки с алкоголем. На полках вперемешку с водкой, кладут бутылки, наполненные водой, и пустые. Видимо, чтобы запутать польскую таможню. Контрабандистки развлекают стриптизом, распихивая сигареты по всему телу.

Хотя до польского городка Тересполь всего 10 минут езды, но погрузка длится два часа. Наконец поезд трогается и вскоре прибывает на следующую и конечную станцию. А там можно насладиться работой доблестных польских таможенников. В вагон заходят человек семь. Впереди идут пограничники и таможенники, далее мужики с молотками и ломами, за ними "хлопаки" с большими мешками. Каждого, после проверки документов, выпускают на платформу, а с вагоном в это время творят что-то страшное. Стоит грохот, скрежет, так как мужики с ломами разносят вагон на части, в поисках контрабанды. А "хлопаки" набивают мешки обнаруженным добром. Не знаю, за чей счет потом будут ремонтировать поезд. А я уже иду к железнодорожному переезду, откуда начинаю автостоп.

Четыре машины, и вот она, Варшава. Пристаю к местным жителям на улицах. Естественно, они начинают помогать, объяснять, показывать... Оставшийся день провожу, осматривая достопримечательности Варшавы. В число наиболее интересных объектов я отношу центральный железнодорожный вокзал города. Вообще в городе три вокзала: Западный, Восточный и Центральный. На мой взгляд, Западный и Восточный, ничего особенного собой не представляют, а вот Центральный – это фича Варшавы. Он находится под землей. Да, да, именно под землей в самом центре города. На поверхности расположена только площадь и здание вокзала, а чтобы попасть на платформы нужно спуститься по эскалаторам вниз. Тут еще нужно не перепутать, потому что рядом находится вход в метро. А то, представьте, сядешь по пьяни не туда и окажешься в другом конце Европы.

А вы знаете, как поляки гордятся красотой своих девушек? У них со словаками давний спор: чьи девушки самые красивые в Европе. Наука статистика говорит, что в рейтинге самых длинноногих больше всего словачек, а полячки чаще других побеждали на всевозможных конкурсах красоты. Сижу я, значит, на привокзальной скамейке, а мимо проходят две очень красивые девушки. Неожиданно они обращаются ко мне с каким-то вопросом, на который я естественно, отвечаю «Nie rozumem» («не понимаю», польск. ). Результат – девушки в ступоре, и несколько секунд не могут сдвинуться с места. Настолько не ожидали увидеть во мне «cudozemca» («иностранец», польск. ). Прямо как Фиона в мультфильме «Шрек». Мне даже стыдно стало, что я поверг красавиц в конфуз, и подумал: «Блин, а Варшава - хороший город. Может вообще никуда не ехать?»

Очень хочется пообщаться с друзьями и сообщить, что я уже в Варшаве.

Поэтому нахожу интернет-кафе. Но в ICQ как назло никого в онлайне не оказывается.  Тогда просто отправляю электронное письмо:

Ne zdali?

A ya v Warsaw.

Vot zashel v internek-rafe

I peredayu vsem Bolshoy Privet

Kto chochet mne ego peredat pishite na ironromeo@mail.ru

Zavtra uzhe v kompanii dvigayus dalshe na zapad.

Mozhet v Amsterdam no ne znaiu eshe vysotu koluchey provoloki

Poka Roman

29 vernus

 

В Польше в это время года, темнеет до безобразия рано. Несмотря на то, что Варшава находится восточнее Калининграда, время здесь на час отстает. Хостел, в котором я собрался ночевать, открывается в 5 часов вечера. Но уже в половину пятого темно как ночью. Наконец приходит обслуживающий персонал, и он открывается. Первое, на что обращаю внимание внутри, это список стран, граждане которых посетили хостел в этом году. Их в этом списке порядка ста, и есть даже такие экзотические как Уганда. С одной такой гориллой я сталкиваюсь в холле. Ночь в хостеле обходится в семь баксов, что для самого центра Варшавы достаточно дешево. Сразу после принятия душа и смывания всей грязи накопленной за последние полторы тысячи километров отправляюсь гулять по вечернему городу.

Отоварившись в первом европейском супермаркете йогуртами, сникерсами и настоящими польскими чипсам «Lays», возвращаюсь в хостел. Неожиданно, при инвентаризации личных вещей, обнаруживаю недостачу тридцати баксов. И непонятно, где они исчезли, то ли когда менял валюту в городе, то ли сперли в хостеле. Хорошо, что деньги были разделены на несколько частей, и размещены в разных местах, иначе бы пропажа имела фатальные последствия. После обнаружения недостачи, я сразу обращаюсь к дежурному в хостеле. Девушка готова была вызвать полицию, но, поразмыслив здраво, мы решили, что это бесполезно. Тем не менее, уменьшение денежных резервов на треть, сильно испортило настроение. Здесь в хостеле, я познакомился с мужиком, историю которого я поведал в самом начале. Еще побеседовал с китайцем, передвигавшимся дешевыми видами транспорта и уже объехавшим сотню стран. Был в хостеле и поляк, рассказавший печальную историю того, как он с друзьями поехали на Украину на новой иномарке. Не стоит объяснять, во сколько им обошлась эта поездка.

Утром в назначенном месте, в назначенное время встречаюсь с симпатичной девушкой Зинтой. Она приехала этим утром из Риги. Познакомился я с ней в автостопной рассылке Вильнюсского Клуба Автостопа. Она тоже в эти сроки планировала поездку, и мы договорились встретиться в Варшаве, и вместе продолжить путь на запад. 

Мы выбираемся из города зайцем. Штрафы в Варшаве и вообще в Европе за безбилетный проезд нехилые. Если вас поймают, готовьте минимум десять баксов, а о максимуме не стоит и говорить. Хотя собираемость штрафов тоже далеко не сто процентов. Зинта рассказала, что когда к ней подходит контроллер, она начинает говорить на своем родном латышском языке, делая вид, что не понимает. В итоге контроллеру такая беседа надоедает, и он уходит.

Выбравшись из Варшавы на трассу, едем автостопом до Познани. По дороге вспоминается прикол польского языка, о котором я сейчас напишу. Что вы подумаете, когда на ваш вопрос о местоположении чего-либо ответят: «Caly czas prosto» ( звучит «целый час просто» ). Чего целый час? Что просто? Просто стоять и сам там окажешься? Обломитесь, эта фраза переводится: «Все время прямо» ( caly czas – все время, prosto – прямо ). Во как.

Есть и другие приколы вроде этого: «jutro ranie» ( «ютро ране» - завтра утром ), или например модные слова: «samochod» ( «самоход» - автомобиль ), «sklep» ( «склеп» - магазин ), «popukac» ( «попукать» - постучать ).

От Познани едем с парой, оказывается, тоже когда-то ездили автостопом. Зинта выходит чуть раньше, так как ей на Амстердам по прямой. У нее латвийское гражданство, а граждан Литвы, Латвии, Эстонии пускают в Европу безо всяких виз. Меня везут дальше, до станции города Гожув-Великопольский. Там мне помогают купить билет, и даже провожают на поезд. Я сажусь на второй этаж электрички с тонированными стеклами и отбываю в Щецин.

В Польше вообще трудно сказать, где электричка, а где поезд. Так как вся страна из самого дальнего конца проезжается за 14 часов, то говорить о поездах дальнего следования не имеет смысла. В основном все составы состоят из сидячих купе, и имеется небольшое количество спальных вагонов. Если вам нужно ехать с пересадками, то уже в начальном пункте вам продадут билет с оптимизированным маршрутом и указанием станций пересадок и временем отправлений. Моя двухэтажная электричка доезжает до городка Костшин. Он находится прямо на границе с Германией в месте слияние двух крупных рек Одры и Варты (помните такие батарейки? ). В городе начинается мост через Одру, а кончается он уже в Германии. Отсюда до Берлина около семидесяти километров.

Мне опять везет, удается не упустить мою электричку на Щецин. В последний момент я понимаю, что она отправляется не с того места, где я ожидаю, и успеваю прибежать на нужную платформу. Не забывайте, что я в другой стране и допускать такие ошибки - скорее правило, чем исключение.

Когда я прибываю на вокзал города Щецин, уже темно. Что делать теперь? Это край Польши и ехать дальше некуда. Найду ночлег, посмотрю город и домой. Да, так поступить просто. И неинтересно. Не зря же я написал в письме из Варшавы следующую строчку «Mozhet v Amsterdam no ne znaiu eshe vysotu koluchey provoloki». Что если попробовать? Что мне стоит оценить «высоту колючей проволоки?» До Берлина отсюда всего ничего, просто ерунда по сравнению с теми двумя тысячами, которые я уже проехал. А там и до Амстердама почти рукой подать. С этого момента можете считать меня “CRAZY MAN” и понимать все как навязчивую идею больного воображения. Хотя знаю об опыте других людей столько, сколько я, вы бы может так и не думали. Поехали.

 

Первым делом анализирую расписание ближайших поездов, чтобы не упустить какой-нибудь удобный. Нет, ничего определенного не нахожу. Расписания прибытия и отхода поездов находятся в разных концах вокзала, поэтому чтобы синхронизировать пути отступления приходится все время ходить туда-сюда. Далее перехожу к глубокому анализу всех вариантов. Выясняю расположение всех населенных пунктов, упомянутых в расписании, отсекаю все интересующие направления. Иду на автовокзал, где узнаю маршруты, расписания движения автобусов в западном направлении.

И совсем не просто так я приехал в Щецин. Только здесь польско-немецкая граница не проходит по реке Одра. А переплывать зимой через судоходную реку - самоубийство. Далее изучаю положение лесных участков, рек и болот.

Один из привлекательных вариантов – Свиноустье. Там меня явно никто не ждет. Но этот вариант отпадает, так как последний поезд в этом направлении уже ушел.

Самый южный вариант «Колбасково» хорош тем, что там основная магистраль и железная дорога на Берлин, но здесь другая засада – слишком обжитый район, нет лесов и болот.

Третий вариант – район Щецинского залива. Сплошные леса и болота, мало населенных пунктов. Зато другой минус. От границы до железной дороги более сорока километров и выбираться оттуда будет тяжело.

Я выбираю четвертый вариант – направление на Pasewalk ( «Пасевальк» ). Есть леса, болота, второстепенная трасса, и до железки не более пятнадцати километров. То, что надо. Приступаю к разработке варианта.

Можно доехать до последней польской станции, пройти пешком до немецкой. Для этого ищу пару поездов, идущих с достаточным интервалом. К сожалению, сегодня такой вариант не пройдет. Так как впереди рождественская ночь, и половина поездов отменена. Есть другой недостаток – этот способ слишком прост, а значит лучше охраняется. Поэтому я выбираю автобус. Сразу находится подходящий. Он идет до деревни “Dobra”.

Последние приготовления. Я зашиваю загранпаспорт в подкладку рюкзака, беру с собой карту, компас, сухой спирт, фонарик, а рюкзак с зашитым паспортом сдаю в камеру хранения.

Неожиданно оказывается, что автобус отправляется не с автовокзала, а с ulica Zolnerzska ( улица Солдатская ). Еду на трамвае туда. ( Я не мог тогда догадываться, почему улица так называлась, и что за железные ворота были рядом с остановкой. Но скоро вы это узнаете. )

Как я уже говорил, внешне я вполне схожу за поляка, но естественно, что теперь нельзя выдавать речью свое неместное происхождение. Поэтому стараюсь продумать все до мелочей. Когда подъезжает автобус; захожу вместе с другими пассажирами, но не первым, чтобы услышать как правильно произносится населенный пункт, в который я еду; произношу абсолютно то же самое и протягиваю крупную купюру, чтобы заведомо хватило. Неожиданно водитель спрашивает: “Czy polny albо ulgowy?” ( «Полный или льготный?» ). Я на автомате отвечаю «Да» и тут же поправляюсь: «Так, так» ( «да», польск ). Водитель, к счастью, прокол не замечает.

Автобус отправляется по расписанию и через двадцать минут прибывает в приграничный поселок. Выйдя из автобуса, я бодро направляюсь вдоль по улице, и жду, когда народ рассосется по хатам. Сориентировавшись с помощью компаса, нахожу дорогу на запад. Сразу за поселком начинается лес. Но рядом с лесом находится ярко освещенная территория, огороженная колючей проволокой, и стоят собачьи будки. Может погранзастава? Стремновато. Время - около одиннадцати вечера. Сейчас средний законопослушный европеец уже баиньки. Пытаюсь обойти ярко освещенный участок, но натыкаюсь на болото. Что ж, была, не была.

Снова выхожу на дорогу и бодрым, но очень тихим шагом прохожу ярко освещенный участок дороги мимо будок. Напряжение достигает предела, а сердце бешено колотится. Вдруг сейчас выскочит пограничник и со словами «Prosze pan, dowod osobisty» ( “Предьявите ваши документы” ). Но нет, успешно достигаю леса, захожу в темноту, и только тогда вздыхаю свободно. Десять минут грутновая малоезженая дорога тянется по лесу. Лес кончается, и начинается поле. На небе ни звездочки. Но плотная низкая облачность, поглотив лунный свет, рассеивает его, и слегка подсвечивает окружающие просторы. Смотрю на компас и карту; вдали виднеются огни, и только впереди меня черным-черно, но изредка слышно проезжающие где-то там машины. Вокруг темнеют поля, и никого нет. Слышимость сейчас на несколько километров.

Неожиданно дорога становится мощеной. Через полчаса ходу достигаю деревни, где на ярко освещенной улице ни души. Может уже немецкая деревня? Неожиданно замечаю на столбе надпись «Nie sie wznosi, niebezpieczny» ( «Не влазь, опасно» ). Значит - польская. А дороги на запад больше нет. Одна уходит на юг, другая на север. Вижу, за одной усадьбой начинается плотный лес. Стараюсь идти очень тихо и не шевелить ни один камешек. В голову лезут мысли о засадах. Но легкий ветерок, уносит мой запах, и все равно выдает меня. Сначала начинает лаять одна собака, тут же подхватывает вторая, и, как это всегда бывает в деревнях, через три секунды все местная  четвероногая братия уже на ногах и приветствует мой запах. Понимаю, что через полминуты народ начнет выглядывать из окон. Скорей, скорей в спасительную темноту! Из усадьбы выскакивает несколько собак, внутри зажигается свет. К счастью, псы хотя и преследуют меня с диким лаем, но нападать не собираются. Скорее это обычные добродушные деревенские шавки, которым главное полаять на любого прохожего. Только я достигаю леса и темноты, как к усадьбе подъезжают два пикапа, и из кузова начинают выпрыгивать люди. "Ни фига себе, - думаю я,- это за мной, " - и у меня снова екает сердце.

 Но нет, оказывается, просто вернулись из гостей местные жители; слышны веселые голоса и смех. Облегченно вздохнув, углубляюсь в молодые лесопосадки. Включаю фонарик, потому что без него здесь уже никак. Сначала даже приходится пролазить на корточках – настолько плотный лес. Затрудняюсь сказать, сколько времени я пробираюсь через лес, потому что каждая минута теперь кажется часом. Может вот за этим деревом уже граница! Наконец лес кончается, и снова начинается поле. Выключаю фонарик – необходимо соблюдать светомаскировку. Но на этот раз деревенских огней по сторонам не видно, и только далеко впереди, они отражаются от нависшего небосвода. Беру чуть вправо, к кустам, и неожиданно выхожу на отличную асфальтированную дорогу. Прошло уже часа полтора с тех пор, как я вышел из автобуса, и я решаю немного передохнуть. Разжигаю прямо около дороги сухой спирт, пытаюсь на карте определить свое местоположение. Хотя она довольна хорошая (1см = 2.5км), определить свое местоположение могу только приближенно. Потому что последняя деревня на ней не обозначена. Вдруг, слышу шум приближающегося автомобиля. Благо слышимость несколько километров и я успеваю затоптать огонь.

Машина проехала, а я осознаю опасность дальнейшего моего здесь пребывания. Пора двигаться дальше. Снова выхожу на дорогу, но через минуту опять слышу шорох шин по асфальту и быстро ретируюсь в кусты. Теперь понятно в чем дело! На скорости 10км/час едет пограничный Jeep с мигалками. Видно, что из него очень внимательно осматривают кусты. Начинаю лихорадочно переползать по пашне из одной борозды в другую, ища ту которая поглубже. И почему-то сразу замечаю, что на кустах нет листьев, и темнота с приближением автомобиля убегает вдаль. Даже дыхание замирает. Джип медленно проезжает мимо и через несколько минут исчезает. "Время полпервого, а они еще проверяют. Бессонница у них наверное,» - нервно шучу я про себя.

Иду по дороге еще триста метров, неожиданно она поворачивает на север, а прямо перед собой вижу не то кресты, не то ворота. Сначала решаю, что это, наверное, кладбище. В другое время и в другом месте, я бы ночью на кладбище не полез. Сейчас же чувствую, что это мне как-то совсем по барабану. "Ну, подумаешь, ну кладбище, даже прикольно." Подхожу к воротам, и на полсекунды включаю фонарик: " Вот, она, граница!" Вижу на щите текст на польском и немецком языках, передо мной мостик через ручей и калитка, а прямо за мостиком, в пятистах метрах, немецкая деревня. То, что она немецкая, видно даже отсюда. Все красиво и аккуратно. Перелажу через калитку.

И вот я уже на территории Германии. Вот это да. Разница с Польшей огромная, а про другие известные мне страны не хочется и говорить. Складывается ощущение, что здесь следят за каждым кустом. На входе в деревню вижу деревянную табличку ручной работы. На ней написано название деревни «BlankenSee» («Чистое озеро» ). Деревня спит, но в окнах светятся гирлянды, подсвечивая разные скульптурки – рождественская ночь все-таки. Все как будто в сказке, словно попал в другой мир: нарядные елки, аккуратные дворики и тротуары, английские газоны, кажущиеся голубыми при ночном освещении. Подумать только, несколько километров, а такая сильная перемена! Почему же так? Другой народ, политика, темперамент?! Иду по деревне очень быстрым шагом, и с тревогой смотрю на то, как моя тень ползет по противоположным окнам. К счастью, собак в немецких деревнях оказывается гораздо меньше, простодушные немцы чувствуют себя здесь как за каменной стеной. Эх, надо было взять с собой миномет; или гаубицу -  чтоб сразу по Берлину. Чтобы впомнили, что мерседес – фигня, а Т-34 рулит. Я бы им показал!

Я прохожу деревню аккуратным мягким шагом, не разбудив ни одной собаки. В следующей деревне неуверенно залаяла одна. Видимо, после рождественского празднования у нее сушняк, поэтому почти сразу примолкла. Один раз прячусь в кювете от проезжающей машины.

Теперь я уже сориентировался в своем местоположении, и четко иду по намеченному пути к железнодорожной станции. Самое главное, чего опасаюсь, это не встретиться с местными жителями или машиной внутри деревни: ведь там все ярко освещено и никуда не спрячешься. В следующей деревне мне просто везет.

Иду и слышу шум автомобиля. Впереди тройной перекресток, а в центре перекрестка, что странно, стоит одинокий дом. Получилось так, что когда я обхожу дом с одной стороны, машина проезжает с другой. Минутой раньше или позже и конец операции. Местный житель сразу бы сообщил куда надо о подозрительном человеке идущем пешком среди ночи.

К двум часам ночи дохожу до станции. Но вокзал в связи с рождеством закрыт, а поезда, к большому моему разочарованию, пойдут только через двенадцать часов. Автомобилей на трассе практически нет. По плану «супермаксимум» я собирался доехать до Амстердама. По плану «максимум» я собирался добраться до своего одноклассника в немецком городе Stralsund («Штральзунд»), что в 150 километрах отсюда. Но ждать двенадцать часов нет смысла, так как через сутки мне необходимо начинать возвращаться в Москву, да и дуба я дам раньше. Пытаюсь заснуть на вокзальной скамейке – замерзаю, потом лежа на деревянном перекрытии через пути посреди станции. Замерзаю, так как вспотел до этого при ходьбе. Людей – нет! Побродив час по городку, решаю: "Делать нечего, выйду на центральный перекресток, рядом с полицейским отделением и буду стопить машины. Либо уеду на запад, либо - назад с полицией.

И вот, в четыре часа ночи я стою на безлюдном перекрестке, в маленьком немецком городке. Замерзаю потихоньку. Из полиции в двадцати метрах от меня выезжают полицейские, проезжают мимо и… не останавливаются. Я удивлен. Что за безобразие?! Человек в четыре часа ночи парится на безлюдном перекрестке, а им не интересно, что я тут делаю! И так проезжали мимо два раза. Только спустя час, когда они проезжали в третий раз, то затормозили и заинтересовались мной. Когда же они поняли, что я иностранец, и у меня нет документов, удивлению их не было предела.

 

 

 

 

Часть вторая

«Под арестом»

 

 

 

      Начинается новый этап моего путешествия, приведший к гораздо более серьезным последствиям, чем я ожидал.

Когда полицейские осознали, что я иностранец, то у них отвалилась челюсть, они связались с центральным управлением города Pasewalk («Пасевальк»). И через полчаса оттуда пришла машина и забрала меня. В управлении меня сфотографировали, взяли отпечатки пальцев, обыскали и допросили. Сначала я хотел косить под дурака, говорил, что я ехал автостопом в фуре и заснул. Когда проснулся, то оказалось, что я уже в Германии. Но у меня нашли единственную улику – автобусный билет, в котором было указано место и время назначения. С этого момента я решил говорить только правду, потому что «какая разница… это ничего не меняет». Но от этой правды немцы офигели. Они не могли поверить, что я был один, и мне никто не помогал. Они старались поймать меня, и неожиданно задавали вопросы типа: «Кто был со мной, сколько нас было, как их звали?» Но подловить меня не удалось, так как я действительно был один. Мой рассказ казался им невероятным тем, что я прошел весь путь по дороге и меня никто не видел, не верили, что я случайно нашел калитку, которая была необозначенным погранпереходом для местных жителей, не могли понять, зачем я оставил, паспорт в Щецине, зачем я стоял на перекрестке а не прятался в лесу. Загранпаспорта у меня не было: он был в Щецине в привокзальной камере хранения. И немцы, поверив пластиковой карте VISA, внесли мою неправильную фамилию в базу данных. ( На самом то деле подготовка к операции началась еще задолго до этого в Москве, когда я оформил пластиковую карту на другую фамилию)

А на следующий день к полудню меня на микроавтобусе привезли на погранпереход Любежин и передали польским пограничникам. Я внимательно рассмотрел границу в этом месте, и думаю, что этот участок самый серьезный в Европе после границ Совдепа. Здесь есть и контрольно-следовая полоса, с двух сторон обнесенная колючей проволокой, и собаки, и большое пограничное подразделение. Польские пограничники уверили, что сегодня, завтра, когда я подтвержу наличие загранпаспорта, меня отпустят. Потом меня повезли в пограничное КПЗ ( Камера предварительного задержания ).

И вот здесь оказалось, что мой путь замкнулся. Меня привезли к тем же железным воротам, около которых я двенадцать часов назад сел на автобус. Это была пограничная часть, и именно поэтому улица называлась Солдатской. А там меня ждал о-очень большой сюрприз. На меня тут же накинулся следователь, который был очень зол. И кричал примерно следующее: «Ты будешь сидеть в тюрьме! Будешь сидеть два года. Вы, все, уже зае..ли переходить границу! Что вы сюда претесь?! Завтра я буду разбираться с тобой, потому что я вас, уродов, понимаю только с переводчиком!» Хотя кричал он на нормальном русском, и переводчик был ему нужен не больше чем собаке пятая нога. Потом меня отвели в камеру, и от соседей я узнал, что буду сидеть три месяца. Причины того, что Польша держит незаконных эмигрантов под следствием, оказывается, финансовые. Просто Германия платит за каждого нелегала приличные деньги. Выгодней передать полякам, чем отправлять самолетом из Берлина. (Немцы уже просекли, что из поездов нелегалы легко сбегают.) А Польше выгодно затягивать процесс, чтобы больше заработать и отчитаться потом перед немцами. Жополизы.

В пограничное КПЗ свежие нелегалы поступали каждый день. Меня поместили в камеру с белорусом, дагестанцем и еще одним русским. Белорусу было лет тридцать. Он был из Бреста и хорошо знал польский. А я к тому времени, был в этом языке еще очень слаб. Так что при общении с «гадами» (так в тюрьме называют надзирателей) он выступал в роли переводчика. Дома он занимался мелким бизнесом, но разорился до нитки и решил начать новую жизнь в Европе. Самая большая ценность, которая у него была с собой, фирменные итальянские туфли «GUCHO» за пятьсот баксов. Его знакомый за три года до этого перешел границу в этом месте, сдался на ASYL и теперь проживает в Германии. Кроме того, его бывшая жена с его ребенком жила в Дании. Туда он и направлялся. Но, как оказалось, за три года ситуация изменилась: Германию переполнилась нелегальными иммигрантами, и теперь с ними не церемонятся. В общем, его постигла та же участь, что и меня.

Другой мой сосед был парень лет 25, окончивший Бауманку (Московский Государственный Технический Университет ). Оказавшись один раз в Голландии, он не захотел возвращаться в Москву, где не было никаких перспектив. Он нелегально остался в Голландии, там его быстро подцепила местная украинская мафия, и парень стал заниматься тем, что обворовывал супермаркеты по всей стране. Его рассказы меня немного шокировали. Только одна их бригада воровала за день товара на десятки тысяч долларов, объезжая магазины в разных городах. При этом мафия его так прижала, что он почти ничего с этого не получал. Потом его случайно остановили на улице с просроченной визой и отправили в Москву. После этого парень решил снова попасть в Европу, но уже нелегально, а дальше – читай выше.

В КПЗ кормили не так уж и плохо, хотя и однообразно. На завтрак давали чай и бутерброды с паштетом. В обед горячее, не то первое, не то второе. На ужин опять чай с паштетом. Через два дня меня повезли на предварительный суд – очень тяжелое для меня моральное испытание. Это процедура, которую по закону должны провести в течение двух дней с момента задержания. Дело рассматривается за пару десятков минут, сокращенным судебным составом. Один дежурный судья, один помощник и переводчик. У меня даже не было адвоката. В это время в Польше были рождественские праздники, и, может быть, судебные органы были не в восторге оттого, что им пришлось работать в эти дни. Несмотря на то, что я был студент, а через пару дней у меня начиналась сессия, судья зачитала стандартный приговор: «Вы, Железов Роман Владимирович подозреваетесь в нелегальном пересечении границы. У вас нет родственников на территории Польши, и никто не может за вас поручиться. Есть вероятность того, что вы покинете территорию Польши до закрытия дела. По этой причине вы приговариваетесь к трем месяцам предварительного заключения, до дня проведения основного суда».

И тут я понял, как я попал. Учеба, институт, прежняя жизнь все теперь в прошлом. Что теперь меня ждало впереди? Я мог только догадываться.

      На следующий день меня перевезли в настоящую тюрьму, в город Старгард-Щецинский. По прибытии все имущество арестованного переписывается и в камеру он берет только самое необходимое. Камера хранения долго переписывала мои доллары, марки, злотые, рубли, белорусские зайчики. А когда у меня в вещах обнаружились кроме спальника и пенки, еще большой комплект географических карт, словари-разговорники, фотоаппарат «Зенит» и самое главное подзорная труба, то тут уж все  решили, что я «советский шпион». Так меня и прозвали.

Связь из следственного изолятора возможна только через письма, которые идут очень медленно вследствие цензуры. Поэтому, письмо, посланное мной оттуда, пришло домой только через полтора месяца. Тюрьма была барачного типа и построена по советским стандартам. В советских тюрьмах я, к счастью, не был, но она отличалась от них, по крайней мере, нормальным питанием. Кормили не хуже чем в студенческой столовой. В тюрьме содержались как подследственные, так и осужденные. Каждая камера была рассчитана на восемь человек, и по аналогичному обвинению в моей находилось еще три человека: молдаванин и два украинца. Остальные были поляки: наркоторговцы, гопники и другие до двадцати четырех лет.

Народ постепенно сменялся, и наиболее интересной личностью, с которой мне пришлось сидеть был мой ровесник, поляк Кжиштов. Он оказался  автостопщик. Попал в тюрьму несправедливо: его подставили. Он был единственным хорошим человеком в моей камере. А что касается его автостопных успехов: в тот момент он только вернулся из Гамбии (страны в западной Африке). Чтобы добраться до нее пришлось ехать автостопом пять тысяч километров, из них две тысячи через пустыню Сахара, где дороги отсутствуют в принципе. Кжиштов мечтал снять фильм об автостопе и попасть в книгу рекордов Гиннеса. Я подарил ему атлас автодорог, на котором он сразу разметил маршрут на сотню тысяч километров. Прокуратура разобралась с его делами, и через неделю его отпустили.

      Не смогу передать, как я пережил месяц в этой камере. Я научился разным тюремным хитростям: добыванию ниток из полотенец, оттиранию мылом почтовых марок. Видел, как глотают пятисантиметровые металлические кресты, чтобы попасть в больницу, когда оставаться здесь становится невыносимо. Да, было тяжело. Другая атмосфера, другие принципы, порядки. Но постепенно привык. Представьте себе, что вы спите и видите сладкий сон, как прогуливаетесь по городским улицам, видите солнце и пользуетесь другими земными радостями. Но, сладко потягиваясь, вы случайно просыпаетесь посреди ночи, и видите, что лежите на каких то нарах, а окно заделано трехсантиметровыми железными прутьями. В первый момент не можешь ничего понять: «Где я? Как я сюда попал? Наверно, я заснул и нужно скорее проснуться и убедиться, что все в порядке». Но когда, вы вспоминаешь, где находишься, то сердце сжимается настолько, что перестает биться и начинаешь задыхаться. Кажется, что не только умер, но еще и попал в ад. Хочется проломить стену и вырваться отсюда, но это невозможно. Это называется удушье…

Народ в тюрьме занимается тем, что ничего не делает. Он просто убивает время: целый день играет в карты и спит. Ежедневная прогулка длится один час и проходт на территории десять на двадцать метров, окруженной высокими стенами, наблюдательными вышками и собаками, и затянутой сверху колючей проволокой. А двадцать человек месят грязь, вытаптывая очередную сотню кругов по этому курятнику. Остальное время, это ожидание еды, занятия спортом, если это можно так назвать в условиях камеры. К счастью у меня были с собой самоучители немецкого и польского языков, словари. И я посвятил время изучению этих языков. Все время вслушивался в радио, общался, смотрел телевизор. В результате к концу моего заключения я достиг заметных успехов в обоих языках. Особенно, конечно, в польском, который я теперь понимал на слух, читал, писал и говорил. В тюрьме была большая библиотека, в которой раз в неделю можно было брать книги. Правда, русских книг было немного, так как они пользовались бешеной популярностью. Почти на каждой странице этих книжек были надписи на русском, типа: «Я здесь был тогда-то. Вася. Город Такой-то».

Еще одно развлечение была стрижка у местного парикмахера, которого можно было посещать два раза в неделю. А так как делать было больше нечего, то народ постоянно стригся. Некоторые налысо, что зависело от порядков в камере. Один раз я даже был в тюремном костеле, где присутствовал на настоящей католической церемонии. Но вы не думайте, что я приобщился к религии. Нет, мое осознание мира, ничуть не изменилось. А хотя все мои соседи, кроме автостопщика Кжиштова были верующими, они от этого лучше не стали.

Было еще одно чрезвычайно запоминающееся событие во время моего пребывания в той тюрьме. Как-то раз зашел, гад и сказал: «Железов - на выход». Я не знал в чем дело. Событие, когда тебя куда-то вызывают, что-то за собой повлечет. Вольно невольно надеешься на то, что прилетел добрый дядя в голубом вертолете, и тебя освобождают. Но дело оказалось в другом. Уже по дороге сопровождающий проговорился, что ко мне приехала мама. Я был в не то чтобы в шоке, не то чтобы я этого совсем не ожидал, но просто это было такое офигенное событие, что я опять не могу объяснить, что я переживал. Меня привели в комнату, где через стекло по телефону общаются заключенными, как в фильмах. И действительно, с другой стороны стекла была моя мама. И после первого ее слова меня прорвало. Я сильно плакал, и плакал не от радости, и это не была истерика. Это выливалось те чувства, которые я пережил за это время. Перед глазами замелькали родные лица, а слезы текли рекой. Конечно, я понимаю, как тяжело было мои близким, когда меня искали как пропавшего без вести. И понимаю, что я очень виноват. К сожалению, мне не дали возможность связаться по телефону, никто ничего не сообщил. И это то плохое, о чем мне никогда нельзя забывать...

Прошел месяц, и меня перевели в другую тюрьму в город Голенев. Это последний этап перед судом, где нелегалы находятся еще месяц. Тюрьма была гораздо более крупная и состояла из нескольких четырехэтажных корпусов. Условия содержания были хуже: площадь камеры на шесть человек равнялась в среднем восемнадцати квадратным метрам. Причем метраж каждой камеры указывался с точностью до сотых. Вычтите отсюда место под унитаз и раковину и попробуйте представить, что это было немного тесновато для шестерых. Зато кормили лучше, и сидел я теперь только с такими же нелегалами разных возрастов, а не с подонками, которые отбирают у школьников деньги и избивают их. О новых своих соседях я расскажу поподробнее.

      Самый старший в нашей камере был грузинский армянин. История его жизни довольно печальна. Из обычного студента геодезического техникума, он скатился к наркотикам и воровству. Треть жизни он провел в советских тюрьмах и в свои сорок лет выглядел как старик. После развала Cовка рванул в Европу. В 1992 году пересек немецкую границу на юге Польши. Но, не зная языка, его быстро поймали и вернули в Польшу. Но поляки тогда в тюрьму не сажали, и он ломанулся в район Щецина. Здесь снова пересек границу и, терпя лишения, прошел пешком всю ГДР.

С тех времен он уже много раз пересекал границы, стал нелегалом-рецидивистом, заработал пять депортов и сейчас снова рвался в Германию. Вы удивитесь, но он сумел нажить в Германии жену немку и трех детей. Из-за наркотиков его лишили родительских прав и несколько раз высылали из Германии. Правда, напоследок немцы сделали великое дело – излечили его от наркомании.

      Судьба другого человека не менее драматична. Енес - боснийский серб, во время югославских войн бежал в Германию с женой и двумя маленькими детьми. Год назад у него заболела мать в Боснии. Необходимо было ехать к ней. Но беженцы после возвращения на родину теряют свой статус и в Германию их уже не пускают. Решил возвращаться к семье нелегально. Границу переходил очень грамотно, через ручей. Переоделся в сухую одежду, дошел до той же станции, что и я (Loknitz), сел на поезд. Но кондуктор при проверке билетов заметила акцент и вызвала полицию, чтобы проверили наличие визы. После этого все шло по известной схеме. Во время заключения Енес очень переживал за семью, поэтому почти не ел и очень похудел. Зато здорово рубился в шахматы. В камере он был абсолютным чемпионом.

Еще один человек – частный предприниматель из Херсона. Он получил шесть лет назад депорт из Германии. А когда понадобилось срочно поехать в Германию, получил отказ в визе. Кто-то посоветовал ему проникнуть нелегально, сказав: «Если поймают, ты ничего не теряешь, просто отправят назад». Теперь у этого советчика намечались крупные неприятности.

      Экономический кризис в Молдавии и на Украине и близость Европы побуждают людей прорываться туда как законно, так и нет. Для молдаван визы в Шенген стоят сейчас более тысячи долларов, чтобы ограничить их въезд. Сейчас практически в каждой молдавской семье есть свой человек за границей. Благодаря тому, что на Украине и в Молдавии можно сравнительно дешево сделать новый подлинный паспорт за 100-300 долларов, с любыми выдуманными данными, (примерно так же как это сделал Вадик ) люди едут в Европу под новыми Фамилиями даже после того как им туда въезд запретили. Немцы никак не могли понять, откуда у украинца фамилия «Руди Беккер». Наиболее активные нажили уже несколько загранпаспортов. Работают, например, в Берлине, пока не засветят на нелегальной работе и не депортируют. Далее делают паспорт на новую фамилию и снова едут в Германию. Правда, Руди Беккеру не повезло. Его с группой сообщников окружили в приграничной зоне несколько пограничных машин. Их перестреляли резиновыми пулями и повязали.

А вот история одного молдаванина: «С женой и детьми я добрался по визе до Чехии. Приехав к немецкой границе, я прошел в Германию прямо через пост. На нем в обед и по праздникам вообще никого нет. Но с немецкой стороны не было никакого транспорта, и пришлось ждать на вокзале. Скоро мы заинтересовали полицию, нас разоблачили и отвезли в Чехию. Чехи потребовали, чтобы я в течение двух дней покинул их территорию. Тогда прямо из Чехии я с семьей поехал в Польшу, а оттуда нелегально в Германию». Далее его, как и остальных поймали в районе Щецина.

Другой молдавский парень девятнадцати лет пробирался к брату в немецкий город Потсдам. До этого он успел нелегально поработать в Чехии, и Черногории. Но последний год для него был страшно неудачным: «Я поехал в Чехию, проработал два дня, раскрыли - депортировали. Поехал нелегально в Словению, из Словении в Италию. Но в Италии опять попался».

      Таких историй я могу приводить еще немало. Все они хотя и отличаются одна от другой, но суть в них одна. Поэтому отмечу только самое важное, что можно оттуда почерпнуть:

      - Европа сейчас пересыщена нелегальными эмигрантами, а Польша имеет такие же дурацкие границы и законы как мы.

      - Если не знаете ни одного иностранного языка, не умеете ни на одном читать, нет знакомых, с той стороны, то шансов, успешно перейти границу, почти нет. Если у вас есть приятель, который встречает вас с той стороны на машине и увозит на сотню километров от границы, то вероятность успеха сто процентов.

      - Вдоль границ много мелких переходов для местных жителей, контроль на которых может вообще отсутствовать. В некоторых районах местным жителям платят деньги, если они сообщают о подозрительных личностях. Но если вы сумеете уйти дальше ста километров от границы, то считайте, что вам все удалось. Ловят нелегалов не в кустах вдоль границы, а на первых станциях, вдоль дорог. Ну, какие местные будут идти пешком по автотрассе; где вы увидите европейца в советской одежде, с большими сумками и рюкзаками. Короче, люди сами себя выдают.

      - В Чехии и Венгрии в тюрьму не сажают, но смотри пункт первый. И на венгеро-австрийской границе перевалы не охраняются. Но в наиболее вероятных местах там могут стоять видеокамеры и вас встретят уже внизу. Само собой, что у пограничников есть приборы ночного видения.

      - В Голландии не охотятся на нелегалов, а в восточной Германии наоборот, штрафуют, могут отобрать все деньги. В Берлине, например, либо штраф 5000 марок за нелегальную работу, либо депортация.

      - В Арабских Эмиратах нелегалов уже не наказывают двумя месяцами ареста, потому что выходит дороже. Теперь за нелегальную работу сразу депортируют. Работают в Эмиратах в основном мусульмане, знающие арабский язык.

 

      Вот что было со мной дальше. Я провел еще месяц в тюрьме города Голенев. Это время пролетело довольно быстро. Была возможность играть в настольный теннис. Даже дали в камеру телевизор. А потом нас всех повезли на суд в Щецин. И было это так. Конечно, мы с нетерпением дожидались этого дня. Утром за нами пришел транспорт – спецмашина, в которой перевозят заключенных. После того как мы погрузились в нее, она отшлюзовалась от тюрьмы. Оружие охранникам в машину выдают в последнем стыковочном отсеке ( наружные ворота ), после чего открывают основные ворота и машина покидает территорию тюрьмы. Погода была удивительная, сквозь крупный снег ярко светило солнце. Когда машина ехала по городским улицам, все приникли к стеклам, ощущая близость забытой свободной жизни. Через сорок минут транспорт прибыл к зданию городского суда. Перед выходом из машины нам надевали одни наручники на двоих. И мы по полицейскому коридору проходили в подвальное помещение, где находятся комнаты ожидания для подсудимых. Потом стали вызывать по одному наверх. Поляки, ждущие приговора, смотрели на нас завистливыми глазами. Да, перспективы у нас были хорошие, а у них плохие. Помню, как истерически радовался один поляк, которому дали не восемь лет, а шесть.

Вот пришел и мой черед идти наверх. Процедура суда проходила в двух вариантах. Суровый вариант это когда, встает прокурор и говорит: «Давайте посадим его». Потом встает адвокат и говорит: «Нет, ни фига, давайте его отпустим». Ко мне применили мягкий вариант. Не успел я зайти в зал суда, как судья говорит: «Ну что, ты согласен, чтобы тебя отпустили?» «Что за вопрос? Конечно». Тогда зачитываю приговор: «Вы, Железов Роман сын Владимира, признаетесь виновным в переходе границы, и приговариваетесь к штрафу в пятьсот долларов. Так как вы находились под арестом, то каждым днем сидения вы отсидели соответствующую сумму и теперь ничего не должны. Ваш адвокат получит за выполненную работу четыреста злотых…прокурор…» Получилось, все что-то с этого поимели, и не особо напрягались. А мне для этого пришлось сидеть два месяца.

      То же было и с моими сокамерниками. Но, несмотря на надежды быть сразу отпущенными, нас под конвоем отвезли назад в тюрьму. Потом оформили там документы, а к вечеру за нами приехала городская полиция. Нас забрали в КПЗ, которое было последним этапом нашего заключения. Там продержали еще один день, а потом выпустили прямо из отделения на все четыре стороны, но с уговором за два дня покинуть Польшу. Как приятно было снова оказаться на свободе. Даже не верилось, что можешь идти, куда хочешь, никто не стоит у тебя за спиной. Все тут же зависли у телефонов-автоматов и стали звонить домой в Совок, кроме Ашота, который звонил в Германию жене. Потом сели на электричку и доехали до Щецина, а оттуда каждый поехал в своем направлении, кто на Украину, кто в Молдавию, а я в Россию.

 

 

 

Эпилог.

 

       Первый день весны я встречал в поезде недалеко от российской границы. В соседнем купе страшно бухали поляки, ругаясь через каждое слово своим единственным матом «курва», и периодически перемежая его настоящим русским. Ночевать мне пришлось все еще в Польше, так как в область можно было добраться только утром. И чем ближе было к России, тем становилось все морознее. Дома все обрадовались моему возвращению, хотя младший брат пообещал меня побить «за такую фигню». А мне было заслуженно тяжело быть «так виноватым». Но надолго задерживаться дома, у меня не было времени. Ведь я не знал, что меня ждет впереди. Я пропустил всю экзаменационную сессию, а администрация института знала истинную причину моего отсутствия. По приезду в институт в начале марта мне сказали написать объяснительную. Немного попыхтев, я составил хорошую объяснительную. Но докопаться к ней все-таки смогли, причем главным аргументом декана было следующее: «Как можно проехать тысячу километров и не заплатить денег?! Это невозможно!» Хотя мои успехи в учебе ценили (не зря же меня приняли на Физтех без экзаменов), но проректор по режиму оказался сильнее, и даже проректор по учебе не смог меня отстоять. Правда, устно пообещали, что восстановят через год на бесплатной основе, если к тому времени со мной ничего не случится. Так мне пришлось писать заявление об отчислении по собственному желанию в связи с семейными обстоятельствами.

Не очень, я вам скажу, приятное занятие - отчисляться. Но я унывать не стал. Я отдыхал, работал, отдыхал, учился. Заработал денег, сходил в поход, побывал в Молдавии, Румынии, Болгарии, Турции, Сирии. Год прошел очень интересно. А в декабре администрация выполнила обещание. Меня восстановили специальным приказом ректора в нарушение всех стандартных правил приема в институт, и я сейчас обычный физтех. Но есть теперь во мне что-то, что отличает. Этих впечатлений и осознания ценности свободы не получить даже за несколько лет обычной жизни в самом широком смысле. Я чувствую свою индивидуальность, мне нравится быть собой. Я устраиваю себя такой, какой я есть, и, надеюсь, буду устраивать в дальнейшем еще больше. Поэтому я счастлив. Чего хочу пожелать и вам.

Будьте счастливы.

 

Железов Роман сын Владимира, 2002г.