Этот обрывок рукописи был извлечен в 1994 году из развалин даосского монастыря Ходзоин. Археологи утверждают, что место, где он был найден, когда-то представляло собой небольшую комнатку-келью неясного предназначения с каменным возвышением в центре. Возвышение оканчивалось неким подобием чаши, в которой и была найдена рукопись. Ученых поразил тот факт, что чаша была полна воды. Даосский документ проплавал в воде не одну сотню лет и тем не менее не разрушился! Компьютерная реконструкция помещения показала, что над возвышением на потолке комнаты находился длинный заостренный выступ, который, по всей видимости, и служил источником воды. Внимание исследователей привлекла еще одна странная деталь: на трехмерной модели помещения не оказалось ни окон ни дверей. Монолит стен разрывали в двух-трех местах узкие наклонные трещины, скорее всего появившиеся в процессе разрушения монастыря.

Оставляя ученым объяснение феномена комнаты, ниже мы приводим реконструированный текст найденной рукописи.


"...Теперь мои мысли пребывают в смятении. После всего случившегося настоятель не разрешил перенести тело Шена на святую землю и сказал, что тот был плохим даосом.

День 127.

Сегодня с раннего утра я трудился в монастырском дворе и дела общины отвлекали меня от мыслей о Шене. Но его место за обеденным столом, теперь пустующее, и мертвящая тишина под сводами храма напоминали о нем. Я никак не могу пестовать мысли о любви к миру, когда где-то там, в горах, лежит тело моего друга и только вороны заботятся о нем. Я… (Далее две строки текста обильно замазаны чернилами.)

День 131.

Сегодня мне, наконец, удалось повернуться лицом к миру. Сознание снова стало откликаться на его требовательные призывы. Прояснившийся разум дал мне возможность по-другому посмотреть на историю с Шеном. Я все еще не в силах постигнуть сказанное настоятелем, но уже могу принять его слова.

После обеда медитировал на Камне Раздумий. Небо было пронзительно чисто, ветер почти стих. Ничем не прикрытый, перед глазами маячил пик Аннапурны. Для чего земля выдавила из себя этот чудовищный клык – чтобы он ранил душу своей недосягаемостью?.. Где-то там, на восточном склоне, лежит Шен.

Жду не дождусь вечернего совета Семи. Теперь уже – шести. Возможно, это дурной знак?

День 132.

Утро.

Я не стал дожидаться вечера – слишком много важного было сказано на совете. Если я сейчас все не запишу – то к вечеру моя голова лопнет от скопившихся в ней противоречий.

Во-первых, из Семи было лишь пятеро: ну с Шеном все ясно – он лежит на склоне Аннапурны, а где Миямото Великолепный?! На этот вопрос так никто и не смог ответить. Доген весь вечер был мрачен и, казалось, вел собрание через силу. Совершенно на него не похоже. Остальные, по-моему, просто растеряны.

Во-вторых, МЕНЯ приняли в совет Семи! Я не думаю, что за мои заслуги – их у меня нет. Скорее, чтобы место Шена не пустовало. Быть может, повлияло то, что мы были друзьями. Как это странно звучит – были друзьями…

В-третьих, за весь вечер совет так и не принял решения, что же делать дальше. Тоетоми и Мунисай настаивали на прекращении попыток взойти на Аннапурну. Они говорили очень убедительно, наверное, они правы. Одо и Сейдзиро в ответ обвинили их в слабости и в дискредитации самой идеи совета Семи. Очень серьезное обвинение. Интересно, а что бы сказал Шен? Вопрос слишком важен, чтобы обдумывать его второпях. Если удастся, вернусь к нему сегодня вечером. Доген так и не сказал своего слова. В полночь он просто распустил совет.

Вечер.

Мне повезло – настоятель, похоже, прочитал мои мысли и освободил меня от работ по монастырю. Он специально отметил, что сегодняшний вечер я должен посвятить углублению в себя. Иногда мне кажется, что он знает ВСЕ мои мысли.

На совет сегодня идти не надо. Миямото так и не появился и следующее собрание Доген назначил только на завтра. Я думаю, он ждет Миямото. А если и он тоже?..

Вчера я стал членом совета Семи. Вчера меня переполняла гордость. Но разделяю ли я взгляды этих семи человек, из которых один уже отдал жизнь за эти взгляды? Или же меня всего лишь привлекла возможность вступить в круг достойнейших? Это важно.

Что я думаю про совет Семи. (Последнее предложение написано посредине страницы и увито различными значками и закорючками, как будто автор в задумчивости не мог решить, что писать дальше)

Совет – тайная организация, поставившая своей целью достичь просветления неортодоксальными методами.

Совет состоит из умных и неординарных людей. Я не раз видел, как Доген и настоятель беседуют на равных.

Совет привлекает к себе тем, что он предлагает действия вместо бесконечного созерцания.

И, наконец, последний тезис совета, взбудораживший весь монастырь, привел к гибели Шена. Это тезис о том, что измененного состояния сознания можно достигнуть радикальным изменением окружающей действительности. Мысль, однажды высказанная Догеном и казавшаяся поначалу чистой абстракцией, была подхвачена Миямото и Шеном. И вот Шен пошел на Аннапурну, а Миямото исчез. Оба были мастерами блестящих идей. Я преклоняюсь перед ними. (После этого предложения идет очень изящное изображение островерхой горы, торчащей сквозь облака.)

Что есть человеческая жизнь – неизбывный поиск пути. Я остаюсь в совете.

День 133.

С утра жду вечернего собрания совета. Миямото так и не появился.

День 134.

Миямото вернулся! Он заявился прямо в разгар собрания. Оборванный и грязный, как самый последний нищий, но сияющий как солнце в полдень! До его прихода достопочненные члены совета только что не передрались, а с той минуты, когда Миямото появился, мы слушали его тихо, как мыши. По-моему, мы даже старались дышать потише. Оказалось, что иногда стук сердца может быть очень громким.

Вот что рассказал Миямото Великолепный:

Он смог проверить и подтвердить тезис Догена. Но он не поднимался на Гору. Наоборот, н стал искать другой мир под землей! Я не сразу поверил – этот человек совершенно не знает страха. Он один, набрав еды на монастырской кухне и пропитав смолой вязанку стволов бамбука, пошел в темноту Подгорной Пустоты, куда на моей памяти никто даже не заглядывал! Я старался поточнее запомнить все, что он говорил. Это было не так уж сложно – его слова падали на мой разум как капли расплавленного свинца и застывали там надолго.

“Очень долго я привыкал к темноте – первые часы под землей глаза видели мало реальных и много мнимых объектов. Я даже боялся сойти с ума и собирался повернуть назад, но тут впереди открылся огромный зал, темный и величественный. При свете факела я различил вздымающиеся вверх неровные колонны, словно покрытые искусной резьбой. Вблизи резьба оказалась похожа на переплетенные молочно-белые тела людей. Они напомнили мне, что я сильно замерз. Чтобы согреться, надо было двигаться и я пошел вперед. Скоро это движение стало для меня смыслом жизни, я шел и шел вперед. Время от времени в круг света попадало новое чудо подземного мира и все мои чувства переживали можнейшую встряску. Тогда мне казалось, что красота потоками изливается в мою открытую душу. Прошло время и холод, темнота и тишина неожиданно для меня слились в спокойную радость бытия. Я увидел широкий прямой коридор, прошел по нему и вошел в Комнату.”

По-моему, слова Миямото не нуждаются в комментариях. Завтра Миямото, Одо и Сейдзиро решили идти в пещеру. Меня тоже взяли. Остальные будут ждать нас в монастыре. Доген слишком заметная фигура, чтобы исчезнуть хотя бы на день, да он и не нуждается в подтверждении своих идей. Тоетоми завтра занят учетом съестного в монастырском амбаре, а Мунисай просто сказал, что он не готов. Не знаю, чем он руководствовался – не мне судить о поступках мудрых.

Ложусь спать пораньше – завтра будет долгий день.

День 135.

Думаю, сегодня мне много написать не удастся – я сегодня должен работать в монастырском дворе и находить время для собирания необходимых для подземного путешествия вещей. Выходим сегодня после захода солнца.

Постоянно ловлю себя на том, что думаю об открытии Миямото. Когда несу хворост, когда мету двор, даже когда приветствую настоятеля. Это меня чрезвычайно огорчает, но я ничего не могу с собой поделать.

Вынес с кухни вяленый окорок и две краюхи хлеба. Мне поручили найти на складе несколько теплых одеял – Миямото сказал, что под землей очень холодно.

Одеяла у меня.

Встретил Одо. Тот уже запас факелы. Похоже, все уже готовы к выходу.

Выходим через полчаса. Мой мешок собран и увязан. Осталось уложить этот дневник и принадлежности для письма. Я постараюсь записать все, что произойдет под землей. Возможно, это будут первые слова, доверенные бумаге в подземном мире!

Перед тем, как закрыть дневник, я должен признаться, что никак не могу избавиться от страха. Но чего я боюсь, я не знаю. Темноты? Холода? Узких ходов, о которых упоминал Миямото? Не знаю.

День 136.

Мы в пещере. При свете факела писать очень трудно. Наверху, наверное, день и светло, а здесь (конец предложения зачеркнут). А есть ли это самое “наверху”? Почему-то мне это стало совершенно неважно. Остальным, по-моему, тоже. Мы действительно в другом мире! Это совершенно непередаваемо, но от того, верхнего мира не осталось и следа! Здесь нет времени, потому что нет солнца и луны. Если бы Миямото не приказал нам вчера лечь спать, мы бы ходили и ходили, пока не умерли от усталости. Здесь нет привычного пространства – пространством становится то, что выхватывает из темноты мерцающий свет факела. Не осталось ничего привычного – звуков, запахов, даже принесенная в поверхности пища изменила вкус! Казалось бы, все шесть чувств должны быть потрясены до основания и мы должны умереть от шока. Но почему-то этого не происходит. Наоборот, необыкновенное умиротворение начало обволакивать душу с того самого момента, когда исчез свет солнца. Как хорошо, что мы здесь!

Сейчас все завтракают, а после завтрака мы пойдем искать место, о котором рассказывал Миямото. Я знаю, сегодня произойдет что-то очень важное. Да, я знаю, потому что под землей легче знать, чем догадываться. Наверное, так чувствует себя ясновидящий. Но в то же время я никак не могу думать о том, другом мире. Разве сознание…(Предложение не окончено.)

ПОРА!

Уже больше часа мы в священном месте. Сейчас здесь – центр мира. Это место и есть мир. Здесь нет смерти, нет и жизни. Здесь все просто есть. Все готово к церемонии перехода. Слова излишни. Ценен лишь опыт. Каждый должен сам пережить ЭТО. (На этом месте дневник обрывается.)"


Исследователи считают, что найденная рукопись является уникальным документом, освещающим жизнь средневековых даосов. И действительно, этот период истории оставил нам совсем немного письменных свидетельств. Однако, отвлекаясь от научной ценности дневника, нельзя не отметить пронизывающий его неповторимый аромат восточного мистицизма, восточного слова. Юношеская увлеченность автора позволяет читателю окунуться в него с головой, на минуту ощутить себя в невероятном мире даосских фантазий.